общение, помощь, советы по проблемам участников ликвидации катастрофы на ЧАЭС и пострадавших от неё, и др. техногенных катастроф

Вигадник. Строкулист. Рассказ «КАКА»

Про свое детство он вспоминать особо не любил и не рассказывал. Детство было трудное и, воспоминания приводили его в глубокое уныние.

* * *
В середине 50-х годов прошлого века в одном провинциальном городе, известном на весь мир своими мастерами, один из которых по одной из версий умудрился, не имея никаких приспособлений подковать блоху, рос мальчик. Фамилия у того мальчика была Константинов, по имени - Акакий, что в переводе с греческого языка означало «не делающий зла», «неплохой», а по отчеству - Галактионович. Хоть и звучное имя было у его отца, но, в общем, это была обычная российская семья, ни особо богатая, ни особо бедная. Как и многие в то послевоенное время. Мальчик, как и его сверстники, рос, потом бегал в школу, играл во дворе в прятки, классики и казаки-разбойники. Ну, все было как обычно. Пока…
Как-то он посмотрел мультипликационный фильм «Буратино» и детство пошло наперекосяк.
- Купите мне пуделя, - робко попросил он у родителей. Получив категорический отказ, он замкнулся и озлобился. У многих школьных товарищей были домашние животные. В том числе и собаки разных пород. У одной девочки в соседнем подъезде по имени Лариса был карликовый пудель. А так как от этой породы он был без ума, но родители, ни в какую не хотели и слышать его просьбы и мольбы о своем питомце, то Какий (или КАКА, как звали его одноклассники) стал уделять все свое время этой девочке с пуделем. Остальные приятели перестали для него существовать. Так они со временем подружились. Время шло незаметно, дети стали уже подростками.
У девочки были светлые длинные вьющиеся волосы. Она их осветляла. Перепутав как-то мамину краску с синькой, Лариска покрасила их в голубой цвет. Все в классе и в школе стали смеяться над ней. Все, кроме Каки.
- Моя Мальвина, - шептал он каждый раз ей на ушко, провожая ее со школы домой. Она всякий раз стеснялась, щеки ее покрывались румянцем, но ей было приятно.
Однажды они поссорились и перестали дружить. Случилось это после того, как та отказалась сыграть с ним в карты в подкидного «дурачка» на интерес, на раздевание. Вернее сначала Лариска согласилась, но когда дело дошло до полного обнажения, то уперлась и отказалась. Причиной тому стал фотоаппарат ФЭД 2, который Какий притащил с собой и взгромоздил на примитивный штатив из книг и тетрадок.
- Это еще зачем? - настороженно спросила Лариска-«Мальвина».
- А давай я тебя сфоткаю обнаженной, если ты проиграешь мне в карты, - предложил он. - А фотографию эту я буду носить всегда с собой.
- Дурак, - возмущенно запищала Лариса-«Мальвина», глядя смело ему в глаза. – Маньяк! Обманщик! Негодяй! Сначала с пуделем моим играл. Потом подъехал с тем, чтобы объяснили тебе задачку по математике, потом про размножение цветов. Потом давай сыграем в бутылочку под поцелуйки: сначала в щечку, потом в губки. Потом давай целоваться как взрослые. После врал, что изучаешь анатомию и просил посмотреть мою сисю поближе. Потом обе. Потом попросил потрогать их пальчиком. Потом просил поцеловать их. Говорил, что хочешь врачом стать. Я, наивная дурочка, поверила тебе! Пожалела! Думала, что для науки. А теперь ты вот что выдумал! Теперь я поняла, что ты хотел от меня! Уходи, и больше ко мне не приходи! Я не хочу больше тебя видеть, и не буду больше с тобой дружить! Лариска топнула своей изящной ножкой и отвернулась.
«Два дня иголкой накалывал (кропил) карты по углам и запоминал как азбуку. Теперь получается всё напрасно» - подумал Какий. - Дура! - округлив для пущей убедительности свои и без того круглые глаза, вслух проговорил он. - Я бы эти фотки всем показывал за деньги, половину отдавал бы тебе. Какий замолчал, ожидая, что ему ответит девушка. «Мальвина» проигнорировала его речь, явно демонстрируя полное презрение к нему.
Тогда он молча забрал, фотоаппарат ФЭД 2 с тросиком дистанционной сьемки, который взял на день, у соседа дяди Павлика, засунул за пазуху карты и, хлопнув дверью, удалился.
«Хорошо, хоть топлес успел снять «Мальвину», - с тоской и одновременно с удовлетворением подумал он, спускаясь вниз по лестничной клетке. – Если кому проговорится о моем намерении, то всем покажу ее фотографии. Подумаешь, строит из себя действительно Мальвину. Теперь пусть ждет своего Пьеро».
Но как говорится, образ «Мальвины» с голубыми волосами, запал в его голову на всю жизнь…

* * *
Когда Какию исполнилось 16 лет, и пришло время получать паспорт, то в отместку родителям, что те не купили ему пуделя в детстве, он поменял фамилию Константинов на Пудельков.
Когда мать и отец узнали про это, то в наказание посадили его в кладовку на даче. Все лето Кака просидел в кладовке. Его просили поменять фамилию обратно, но он упорствовал и ни в какую не соглашался. Не добившись своего, родители больше к нему не приставали. Но отношения оставались напряженными. Так они и жили, вплоть до окончания школы, которую Акакий окончил с золотой медалью.
Родители хотели, чтобы он поступил в медицинский институт на врача или, на крайний случай на юриста, но Кака решил по-своему. Он поступил в военное училище.
Со временем, родители, видя, как мужает и взрослеет их сын, учась в военном заведении, окончательно помирились. Для мамы он всегда оставался Акашей.

Окончив военное училище, молодой лейтенант Пудельков Акакий Галактионович, по распределению попал в ракетные части. Отец постарался, чтобы он испытал все то, что должен был испытать начинающий офицер вооруженных сил.
Куда только не кидала его судьба и что только с ним ни делала! Он менял жен, места службы, квартиры. Перепробовал на вкус все ракетное горючее. Иногда даже приходилось пить его без закуски, занюхивая просто рукавом кителя. Судьба не щадила его. Так он, уже в звании полковника, оказался на Чернобыльской АЭС после случившейся катастрофы.
Будучи там, он возненавидел мух. Это была не просто ненависть. Это было нечто большее. Он вписал их в список врагов № 1 после того, как муха утащила цыпленка «Табака» с его стола. Такого над собой Акакий Галактионович позволить не мог. Он поклялся вести с ними непримиримую войну всю жизнь.
В то время, в Чернобыле мухи быстро мутировали и достигли размера орлов. Они налетали стаями и крали все, что плохо лежит. Могли даже одинокого человека закусать до смерти.
Уже после Чернобыльских событий, Акакий Галактионович рассказывая про это, никто ему не верил. Не верили школьники, на уроке мужества, когда он им рассказывал о героических подвигах ликвидаторов на атомной станции. Не верили друзья. Не верила даже новая жена. «Мальвина бы поверила», - невольно вспоминал он пышноволосую блондинку. Образ «Мальвины» в глубине своих извилин никогда не покидал его.

* * *
Он стал очень уважаемым человеком. Работал в МЧС на штабной должности. Про таких как он, говорили, что далеко не дурак, дослужит до генерала.
Потом внезапно произошел инфаркт. Эта привычка пить все что горит и не закусывать, сыграла с ним злую шутку. Потом пошло поехало. Былое здоровье стало покидать его. Со службой и карьерой пришлось распрощаться навсегда после того, как случился еще один инфаркт и ему дали вторую группу инвалидности.
Однажды сидя дома, он опять вспомнил про мух. Они напали на его бутерброд с докторской колбасой и отложили даже яйца.
- Ну, все, - в сердцах произнес Акакий. - Я как бывший военный объявляю вам войну. Мухи в ответ объявили ему тоже войну. Создалась картина, что они покинули свои места обитания и слетелись мстить ему со всего света. Эта беспощадная война окончилась инсультом.
На комиссии МСЭК, Акакий Галактионович одним движением поймал на столе Председателя муху и тут же ее съел. На недоуменные взгляды врачей, членов комиссии, он стал рассказывать, что ненавидит мух и готов с ними бороться везде. После этой МСЭК, группа инвалидности стала первой.
- Если бы не инсульт и не его героическое прошлое, я бы его отправил в дурдом, - сказал Председатель комиссии, глядя на коллег, после того как за Акакием закрылась дверь.

* * *
- Меня просто так не возьмешь, - бубнил себе под нос Акакий Галактионович, сидя в инвалидной коляске. Он с самого с раннего утра строил всякие ловушки для мух, мастерил маленькие мины. Сделал даже маленькую тюрьму для более-менее спокойных мух, которых затем перевоспитывал и читал им лекции. Нахальных и вредных мух, он казнил иголкой на месте. - Пощады не будет,- кричал он, разъезжая по комнатам на своей коляске. - Ура! Мальвина! Мальвина! Если бы ты видела, то гордилась бы мной. Сегодня я убил сто мух.
Жена, видя такое, часто плакала в подушку и уезжала на дачу, чтобы не видеть этой «войны».
По его чертежам, сын делал ему разное смертоносное оружие. Это были и стреляющие катушки, из-под швейных ниток, и корпуса пустых шариковых ручек, и всякие пружинки от часов, из которых они мастерили капканы и хитроумные устройства. Всего и не перечислишь. Чего только стоила водометная установка из медицинского шприца на двадцать кубиков! А гаубица, из женской спринцовки и малюсенького лазерного фонарика, вмещающая стакан воды, заслуживала вообще отдельного патента. Это был уже верх инженерной мысли.
- Будешь меня слушаться, я тебе сделаю бессрочное ВВЗ, - обещая, твердил Акакий Гелактионович своему сыну. - Со мной не пропадешь. Но сначала нам надо победить эту армию мух с их королем. Сын старался помогать отцу изо всех сил.

* * *
Битва, битвой, но образ Мальвины, той самой девочки из сказки про Буратино никогда не покидал его.
«Моя Мальвина, - шептал, повторяя Кака во сне и, с нежностью гладил ее голубые волнистые волосы, лежа с ней в постели. – А почему волосы под мышками у тебя розовые, а на голове голубые, - вдруг спросил он. - Давай побреем их. Для такого случая я в станок вставлю новое лезвие «Gillette». Кисточку для помазка я сделаю из волос со своей головы, и у тебя не будет раздражения кожи. Он гладил ее тело и целовал подмышки. Мальвина хохотала, отвечала взаимностью и не отталкивала его руки. Он знал каждый сантиметр ее тела, каждую родинку и каждый прыщик. Каждый волосок был ему знаком и дорог. - Если на тебя сядет муха, то я убью ее, - шептал он. - Ничто не посмеет разрушить нашего счастья и потревожить тебя».
Перед тем как проснуться, Акакий Галактионович прощался с Мальвиной. - Я скоро вернусь. Ты только дождись меня, - шептал он ласково ей на ушко.
Проснувшись, он опять отправлялся в свой пограничный дозор по всей квартире. Мухи не дремали. Они устраивали ему засады, ставили свои мины и гадили везде, где только можно. Они пробирались сквозь москитные сетки на пластиковых окнах, проникали сквозь кухонную вентиляцию и следили за ним. У них были свои разведчики и воины. У них был свой штаб и свой спецназ. Свои инженерные роты и свои боевые асы. У них даже была своя медсанчасть и свои санитары. Но бывшего военного, а тем более начальника штаба МЧС, им обмануть было трудно. Потому что среди мух у него были свои лазутчики и своя агентура. Их он подкармливал и награждал. Специально для них он заставлял сына придумывать и рисовать ордена и медали. «Навоевавшись», Акакий Гелактионович ложился отдохнуть.
Едва успев закрыть свои уставшие глаза, как Мальвина опять приходила к нему и ложилась рядом. - Отдохни герой, - шептала она и нежно целовала его в щеку. - Ты настоящий герой. Рапорт о проделанной работе напишешь позже, а сейчас поспи любимый. Я горжусь тобой.
Акакий Галактионович затихал и начинал слегка посапывать, а потом храпеть как матерый секач. Тогда приходили соседи и жаловались на этот пронзительный храп его жене. Жена разводила руками и говорила, что попробует что-то сделать. Когда за соседями закрывались двери, она брала водяную пушку, подходила к храпящему мужу и брызгала ему в нос. Он резко просыпался, сплевывал воду, тряс головой, отсмаркивался, думая, что это сопли, затем оседлав инвалидную коляску, опять уходил на свою «войну».


27 апреля 2014 г. Подмосковье. Рязань.

Вигадник. Строкулист. «Цихлид Селёдкин» (рассказ)

Одним майским днем в прожаренной и душной от жары комнате перед выключенным монитором компьютера сидел в инвалидной коляске бывший полковник МЧС, а ныне пенсионер и по совместительству инвалид чернобыля первой группы Цихлид Поликарпович Селёдкин.
Неподвижный взгляд его был сосредоточен на черном экране монитора в одной точке, как будто он хотел этим взглядом «оживить» единственное «окно в мир». Для него весь мир сузился до окошка телевизора или монитора компьютера. Но самостоятельно он его включить не мог. Он уже много лет был «не выходным и более того не выездным» из этих проклятых четырех стен с побледневшими от старости обоями и постоянно зашторенными окнами. Понимая оставшимся после очередного инсульта мозгом неосуществимость своих действий, он уронил голову на грудь, пытаясь что-то промычать и позвать кого-то на помощь. Но никто его не слышал. Слезы самопроизвольно текли ручьями по его обвисшим щекам на грудь, от чего футболка его промокала постоянно, потом высыхала и, на ней образовались огромные белые соляные разводы.
Так проходил день за днем, год за годом. Он уже почти смирился с этим и ничего нового не ждал.
Однажды вечером в комнату заглянула жена и сказала: - Цихля! Ты помнишь, что у тебя завтра День рождения? Так вот, завтра с утра поедем на дачу. Там и отметим. Тебя ждет приятный сюрприз.
Цихлид Поликарпович приметив жену, обрадовался её появлению так, как ликует сумасшедший в дурдоме при редких визитах близких родственников.
Жена тем временем достала из шкафа слегка помятую, без двух нижних пуговиц, рубашку Цихлида Поликарповича, повесила на ручку верхней антресоли, затем достала из ящика комода шкатулку и стала к ней прикалывать его награды, выуживая оттуда по одной. Чего тут только не было! От знака ликвидатора катастрофы на ЧАЭС до ордена «За Личное Мужество». Было много юбилейных медалей МЧС, и даже комсомольский значок и значок ГТО. Рубашка стала как разноцветный панцирь. Приколов последний знак, жена сказала ему, что он герой и чтобы не вздумал мочиться в брюки. - Попробуй только опозорь меня, - строго настрого предупредила она. - Терпеть надо и проситься. И не дай бог как в тот раз. Жена изобразила замысловатый жест указательным пальцем правой руки.
Потом она принесла кружку воды и, набрав в рот, сбрызнула рубашку несколько раз. - Думаю, что разгладится сама. Под наградами не особо и видно, да и на утюге электричество экономить надо, - задумчиво произнесла она и удалилась из комнаты.

* * *
На следующее утро к подъезду подкатил микроавтобус «Фольксваген». Водитель и жена с сыном вкатили в салон коляску с Селедкиным и тронулись в путь. В просторном салоне много места занимали огромные баулы, которые жена загрузила заранее. На вопросительный взгляд Цихлида Поликарповича жена ответила:
- Это мы стол там накроем для гостей. А вот посуду я не стала брать. Думаю, что ограничимся одноразовой. Что-то мыть потом нет никакого желания. Выкинем и всё.
…По приезде на дачу они выкатили Селёдкина из микроавтобуса и поставили коляску под куст сирени. - Ты пока тут посиди и подыши, дорогой, - ласково проворковала жена. – А я займусь столом. Стол был накрыт на просторной веранде.
Постепенно стали съезжаться гости. Женщины стали помогать хозяйке накрывать на стол, а двое мужчин собрали переносной мангал и стали разжигать дрова на угли для приготовления шашлыка. Как ни старался присматриваться к ним Цихлид Поликарпович, но никого из них не узнавал. Зато некоторые подходили к нему и поздравляли с Днем Рождения.
Одна женщина навалилась на него своей необъятной грудью и поцеловала его в лоб и в висок и, как бы невзначай куснула за мочку уха. Потом сплюнув на землю, прошептала, грозя пухлым пальчиком в перстнях: - Ну, ты и шалунишка. Ох, люблю я инвалидов-Чернобыльцев. Селёдкин было открыл рот и хотел что-то сказать, как к нему откуда то сзади пыхтя и отдуваясь подошел неизвестный полный мужчина. Он сказал, что он друг и что очень уважает его жену. Затем достал из кармана одноразовую мокрую салфетку и, протерев ей, темя Селёдкина смачно поцеловал его в проплешину, оставив синий след. - Спасибо тебе Чернобылец от всех нас. С Днем Рождения, герой! – пробасил он и с тяжелой поступью, отдуваясь, направился в сторону дома.
Отойдя на несколько шагов он вдруг остановился видимо чего-то вспомнив и, резко развернувшись вернулся назад. - Что-то с памятью плохо стало, – с извиняющимися нотками в голосе произнес он. - Про подарок то чуть совсем не забыл. Вытащив из кармана коробочку с цветными карандашами, он положил их Селёдкину на колени. - Они уже отточены. Ну а если сломаются, то не беда. Для этого вот еще. Он выудил из кармана обойный ножик с одним узким лезвием и засунул его Цихлиду Поликарповичу в карман рубашки. Смотри только не порежься, - предостерег он, и пошел в сторону веранды, странно пританцовывая и виляя задом при этом напевая песенку про день рождения из мультфильма про Чебурашку.
Селедкин со счастливым лицом рассматривал картинку, которая была нарисована на коробке с карандашами. За этим занятием его застали две женщины неопределенного возраста, которые подошли к нему, держась друг друга за руки. Они стали гладить Цихлида Поликарповича по голове. - Ты настоящий Чернобылец, - продолжая гладить по голове, приговаривала одна, а другая достала из сумочки флакончик с женскими духами и брызнула ему на шею. После этого они по очереди облобызали его своими пухлыми наботоксенными губами, дыша винным перегаром прямо в лицо. Затем хихикнув и, поцеловав друг друга в губы, продефилировали на веранду, соблазнительно виляя бёдрами.
Не успели они отойти как, откуда ни возьмись, материализовался долговязый моложавый мужичок с козлиной рыжей бородкой и стал трясти Селёдкину обе руки. - От всего сердца. От всего, - тараторил он. - Гордимся. Уважаем. На призывы собравшихся скорее присоединиться к ним, он прокричал петушиным голосом: - Да иду я, иду! Сейчас, минутку! Он всунул в руку Цихлида Поликарповича колоду игральных карт с изображением голых женщин. Затем, повернувшись к нему спиной и отклячив свою тощую задницу, сильно испортил воздух. - Хорошо тут. Свежо, - выпрямившись, сказал он, как ни в чем не бывало. Стайка пчел, пролетавших мимо, рухнула на землю, и задрыгала в агонии лапками. На смущенный взгляд Селёдкина долговязый ощерился золотыми коронками во все тридцать два зуба и произнес: - Да ладно тебе, Поликарпыч. Не злись. Ну, подумаешь, там, с десяток пчел окочурилось. Не убудет. Зато эффектно как. Зацени. Целый год тренировался. Он растоптал безразмерным башмаком кучку агонирующих пчел и затрусил в сторону веранды, где уже шумно двигали стульями и табуретками и позвякивали бутылками.
Остальных приглашенных Цихлид Поликарпович не видел, но по звуку голосов догадывался, что их было не мало. Гости громко обсуждали последние события на Украине.
Цихлид Поликарпович, было, уже совсем заскучал. К тому же подул ветер в его сторону и дым от мангала стал разъедать глаза, от чего у него потекли слезы.
- Ты что плачешь? - спросила подошедшая жена, от которой изрядно попахивало спиртным. – Ну, постарел на год. Подумаешь. Стоит ли из-за этого расстраиваться. - Я от дыма, - глотая слезы, проговорил Циклид Поликарпович. - Дым как дым, - сказала жена. - Не стоит даже на этом заострять внимания. Ты лучше дыши глубже ртом. Наслаждайся ароматом шашлыка. Только знай, что ничего не получишь. Это очень тяжелая пища для такого как ты. На вот лучше посмакуй. Она на лету ладонью схватила бабочку капустницу и засунула ее ему в рот. - Соси, соси ее, - велела она.- Это капустница. Тебе понравится. Считай, что ты капусту съел. Сейчас я тебе еще кое-чего вкусненького принесу. Она вытерла ладони о рубашку Цихлида на спине и поспешила в сторону веранды, слегка пошатываясь.
Где-то минут через сорок она появилась снова. В руках она держала полную тарелку нарезанной кусочками селедки с луком. – Ну, вот, как и обещала. Твоя любимая. Порезанная, но не очищенная. На, кушай. Он с жадностью стал глотать нарезанные кусочки, так как очень проголодался. Немного насытившись, он попросил дать ему передохнуть, но жена засовывала ему вилкой один кусок за другим. Когда с селедкой было покончено, жена выкатила коляску из-под сирени на солнце. - Ты побудь пока тут, а я сейчас тебе принесу попить холодненького компота, - сказала она и ушла.
На веранде веселье уже шло вовсю. - Да здравствует именинник! - Кричали гости. Женщины пили вино, а мужчины водку, «догоняя» её пивом. – Да здравствует Новороссия! Крым наш навеки!
Когда дело дошло до десерта, то трезвых, там уже не было. Незнакомые мужчины выбегали к кусту сирени, под которым недавно стояла коляска Селедкина, бесцеремонно опорожняли свои желудки винегретом, салатом оливье и мочились под него. Тот долговязый с козлиной бородкой даже снял штаны и сходил по-большому поносом. – Ой, не могу,- сидел и кряхтел он. – Ой, не могу.
Женщины пели песни, а потом все, кто еще крепко стоял на ногах, стали танцевать.

* * *
Про виновника торжества, казалось, все забыли. Он сидел на солнцепеке с опухшим и шершавым от жажды языком и жалобно просил: - Пить, пить. Дайте мне пить, Воды. Воды. Уберите меня с солнца. Откатите меня в тень, пожалуйста. Мне плохо. Но его никто не слышал и не обращал внимания.
Мимо пробежала женщина, которая куснула его за мочку уха. За ней вдогонку толстый мужик. – Поймаю! Ох, поймаю, - кричал он, выставив руки вперед. Они забежали в сараюшку и там что-то рухнуло. Потом оттуда донеслись смех и крики.
- Пить! Пить! – пытался докричаться хоть до кого-нибудь Селёдкин с трудом передвигаясь на своей коляске поближе к сараюшке. – Сейчас! - крикнул мужик, выходя из сараюшки почему-то в женских ажурных трусах, одетых наизнанку. Помимо того, что они были одеты наизнанку, по всему заду тянулся смачный коричневый шлейф. - Сейчас я принесу тебе пить. Он сбегал на веранду, схватил со стола бутылку вина с двумя пластмассовыми стаканчиками и, вернувшись назад, заскочил опять в сарай, крикнув мимоходом: - Сейчас, Поликарпыч. Обожди минутку. Но этой минутке не было конца. Из сарая были слышны смех, стоны, охи и ахи.
Некоторые гости бегали по участку, рвали раннюю клубнику, топча грядки. Кто-то спотыкался и падал, уткнувшись лицом в кустики клубники, кто-то ползал между грядок. Но ни один на Селедкина внимания не обращал.
Солнце нещадно припекало, по его лицу струился пот, и текли слезы. - Пить, - стонал он. - Пить.
Когда солнце перевалило уже далеко за полдень, гости стали потихоньку расходиться. Все смеялись и шутили. Кого-то дружно запихивали в машины, громко хлопая дверцами.
Цихлида Поликарповича стало мутить, тошнотворный ком подступил к горлу. Он засунул в рот два пальца и срыгнул селедочной массой себе на брюки. Только после этого жена вспомнила про него. Она подскочила к нему и начала кричать, что он нажрался как свинья и теперь блюет. - Да не ел и не пил я ничего, кроме твоей селедки, - промямлил он. - Дай мне лучше воды попить. – Ага! Сейчас, разбежалась! Я и без того с ног валюсь! - крикнула жена. - Ты мне не указывай, что мне делать!
За забором просигналил «Фольксваген». Жена с сыном вышли за калитку и уселись в него.
- А ты чего там расселся! Ты едешь или нет, - крикнула она мужу. В ответ тишина. Селедкин онемел от такого обращения с ним. Он надул губы и молчал. - Поехали, - сказала тогда она шоферу. - Он видно останется тут. Микроавтобус, фыркнув, уехал.

* * *
Цихлид Поликарпович не ожидал такого поворота событий, думая, что жена пошутила. Он еще посидел какое-то время, надеясь, что во-вот микроавтобус появится снова, но ничего не менялось. Тогда он стал кричать: - Помогите! Помогите! Его крики услышал мужик с соседней дачи. Он пролез в дырку между досок в заборе, разделяющих участки и подошел к нему. На нем были одни семейные трусы, видно пошитые дачной сожительницей из старой простыни на машинке «Зингер», пропускающей строчки. Трусы висели ниже огромного пивного живота и доходили до колен. Он был весь в синих наколках. Почти всю спину украшал какой-то собор с куполами, на груди с обеих сторон красовались вожди мирового пролетариата, а на плечах и коленях синие восьмигранные звезды. Видно жизнь его изрядно потрепала и погоняла по местам не столь отдаленным. Пальцы рук с не стрижеными ногтями и забившейся под ними грязью были расплющены, а на фалангах были выколоты замысловатые перстни. - Ты чего орешь? - хрипло спросил он. - Воды, воды. Дайте, пожалуйста, попить, - жалобно попросил Селёдкин. - Сейчас, - глухо произнес мужик. Он принес ведро с водой, стоящее у летнего крана и поставил ему на колени. - На, пей. Селёдкин стал возмущаться, что оно грязное и что там плавают огрызки яблок, отрезанные попки от огурцов и окурки от сигарет. – Ну, знаешь, что, - с изрядной долей издевки в голосе ответил тот. – Ты просил воды, я тебе принес. Не хочешь – не пей. Мужик осмотрелся вокруг и, остановив свой взгляд на веранде, направился туда, оставив Селёдкина одного с ведром на коленях. Там он обнаружил почти полную бутылку водки и остатки портвейна 777, стоявших на полу возле табуретки. Он выпил содержимое бутылок из горла, убедился, что больше ничего нет, и опять вернулся к Цихдиду Поликарповичу. - Позволь уважаемый, - он и взял с его колен карты с голыми красавицами в замысловатых позах и стал разглядывать их, при этом криво улыбаясь и вздергивая бровями. Собрав колоду в кучу, он щелкнул ею по голове Селедкину и с ухмылкой произнес: - Ах ты, старый развратник. Сидит тут. Девок разглядывает. Вон уже обтрухался весь. Брюки все мокрые. Цихлида Поликарповича от страха стало трясти. - Да не ссы, - сказал, подмаргивая мужик.- Если что, зови. Ты, видать, мужик неплохой. Вон сколько наград заслужил. Он стал пристально разглядывать многочисленные награды и знаки, приколотые к рубашке. - Ты случайно не вертухаем был? – внезапно спросил он, пристально вглядываясь в Цихлида Поликарповича своими бесцветными глазами и дыша перегаром. - Нет. Я инвалид Чернобыля, - ответил тот, тряся губами
- Ну ладно, верю, - ощерился сосед, обнажив фиксатые зубы. Меня Борисом звать. Можешь просто Борькой. Так, что кричи, если что. Он положил колоду карт под мышку, плюнул в ведро, которое стояло на коленях Селёдкина, и ушел к себе через дыру в заборе.

* * *
Цихлиду Поликарповичу ничего не оставалось делать, как попробовать напиться из ведра. Вода была теплой и мутной. Ничего уже не смущало его. Он приспособился и стал жадно пить, отгоняя мусор, сдувая его на другой край ведра. Иногда он прерывался ненадолго, делая передых, и опять прикладывался к ведру. Утолив жажду, он поставил ведро возле кресла - коляски, откинулся на спинку, расслабился и уснул.
Смеркалось. Из леса, что был неподалеку, доносился крик филина. – У-у! У-у! Селёдкин проснулся и еще попил воды из ведерка. «Ох, как хочется в туалет», - подумал он. Он уже придумал, как справить естественную нужду, как откуда ни возьмись в калитку, один за другим, просочились бродячие собаки и окружили его кресло. Их было много. Они были голодные и злые. Их огромный, бесстрашный вожак, по-видимому, смесь волка и кавказкой овчарки посмотрел на него злыми глазами и завыл. Остальные медленно приближались и громко гавкали. От страха горячая струйка полилась по ногам Селёдкина. Моча из-под брюк стекала прямо на траву.
- А ну, кыш! - закричал он на них, размахивая рукой. - Пошли отсюда! Я просто так вам не дамся! Он вытащил из коробки карандаш и бросил его в собак. Карандаш, не долетев упал на землю. В голове Селёдкина созрел план. Вытащив другой карандаш, он засунул его себе в рот заточенным концом наружу. Набрав побольше воздуха, он сделал губы трубочкой при этом раздув щеки. «Самое главное хорошо прицелиться», - мелькнуло у него в голове. Затем он хлопнул себя по щекам, резко выдохнув. П-ф-у-у-у. Карандаш со свистом вылетел изо рта как пуля и вонзился наполовину вожаку прямо в грудь. Шерсть вокруг окрасилась в багровый цвет. Вожак завизжал и отскочил назад. Цихлид Поликарпович достал другой карандаш и повторил выстрел в другую собаку. Карандаш с огромной силой, выпущенный резким воздушным выхлопом впился ей в бок. Она взвизгнула и подскочила вверх. Не медля не секунды, Селёдкин вставил в рот следующий карандаш и выпустил смертельный дротик в следующего пса с разорванным ухом. – Нате, гады! Получайте! - кричал он, выпуская карандаши в собак. Когда карандаши закончились, Цихлид Поликарпович вытащил обойный ножик и, выпустив из него лезвие закричал: - Живым я Вам не сдамся! Вспомнив молодость, он засунул два пальца в рот и лихо засвистел. Собаки, израненные карандашами, испугались и, поджав хвосты стали убегать сквозь дырку в заборе на соседский участок, оставляя за собой кровавые следы.
* * *
Уже совсем стемнело. Селёдкин сидел одиноко в кресле, устремив взгляд на небо. Звезды свысока смотрели на него. Прохлада обволакивала его тело и, он опять уснул.
«С днем Рождения!» - ухнул Филин из леса, но Цихлид Поликарпович его уже не слышал. Со стороны можно было подумать, что он спал мертвым сном, склонив голову на плечи, растопырив ноги и свесив руки вниз с кресла. Ему уже ничего теперь не снилось…
Его душа, покружившись возле кресла-каталки, стала кружить по двору. Затем, залетев на соседний участок, она посмотрела в окно соседки. Соседка Тамара, когда-то работавшая по его протекции диспетчером городской пожарной охраны МЧС, дородная и раскрасневшаяся женщина средних лет, сидела в расстёгнутом халате на коленях того самого Бориса, который принес Селёдкину ведро воды. Он целовал ее в шею и в губы, обняв за полную талию. - Лебедушка моя, - со страстью мычал он. «Лебедушка» иногда подскакивала и со стоном О-О-О-Й, опять оседала на звездные колени Борьки. Взлететь выше не давало отсутствие крыльев и изрядная полнота. Карты, которые Борис отобрал у Селедкина, частью были раскиданы по столу и частью валялись на полу. На столе, покрытом выцветшей клеенкой, стояла пластиковая бутылка с пивом и бутылкой водки. Несколько пустых бутылок валялись возле ножек стола. Варено-копченая колбаса, с кусками крупного шпика, была нарезана толстыми кружками и лежала прямо на разделочной доске. Тут же лежали куски разломанного руками хлеба и пучок зеленого лука вперемежку с укропом и петрушкой. Яркая красная редиска украшала своим видом этот натюрморт. В блюдце дымили окурки незатушенных сигарет.
Душа сделала несколько кругов опять над дачей и полетела на зов филина в сторону леса.
Луна слабо пробивалась сквозь набежавшие тучи, но ее свет загадочно манил и притягивал. Несколько белок застыли на ветках и из их глаз капали слезы. Полусонный дятел упал вниз с сосны и воткнулся клювом в землю, посыпанную желтыми осыпавшимися иголками. По опушке летало несколько душ. - Смотри, смотри. Вот еще одна,- перешептывались они между собой и затем позвали: - Лети к нам.
Необычное чувство полета захватывало и несло душу Цихлида Поликарповича Селёдкина в неизвестное, оставляя сзади кресло – каталку и израненное болезнями и обидами тело героя Чернобыля.

Рязань. Подмосковье. 13 июня 2014 г.

Вигадник. Строкулист. «БИСМАРК» (рассказ)

Немолодой немец, а может еврей, а может помесь того и другого, да это в принципе и не важно, герр Извлечёнкин Бисмарк Гелтович сидел в кабинете собственного дома в столице бывшей Восточной Пруссии и усердно думал. Приставку «герр», он взял себе недавно и очень любил, когда так к нему все обращались. Одной рукой, он почесывал свой большой волосатый и потный живот под майкой, а другой нервно выдергивал волосы, торчащие из ноздрей. От чего потом морщился и чихал.
Думы его сводились только к одному - как помочь пострадавшим от Чернобыльской радиации жителям Белоруссии переселившихся в Россию почти тридцать лет назад получить сертификат на жилье.
Сам он был «знатным» чернобыльцем и знал эту проблему не только изнутри, но и снаружи не только у себя в регионе и по всей России, но и далеко за ее пределами бывшего СССР. Поэтому, он, будучи продвинутым в чернобыльских вопросах и в хитросплетениях законодательства всех республик СНГ, частенько соглашался помочь обездоленным и несправедливо обделенным.
Ясное дело не всем, а лишь тем, кто обратился к нему за безвозмездной помощью. За свои услуги он не брал денег ни с кого, потому что был от природы жалостливый и очень добрый и сострадал чужому горю. Ну, если только, чуточку отщипнёт, типа крошки от кусочка денежного пирожка. Но это не принципиально. Своих денег он не считал и даже не интересовался, пришли ли выплаты по возмещению вреда и пенсия на сберкнижку или нет. Хотя выплаты по возмещению вреда были большие, по сравнению с другими ликвидаторами, пострадавшими от аварии на Чернобыльской АЭС. А все потому, что Деньги САМИ шли к нему в карман или в ящик старинного буфета на кухне. Бывало, что люди смотрят, а по улице идут деньги. Заходят в прорезанное окошечко внизу дверей и исчезают. Обычно они шли в пачках, а порой отдельными купюрами. «Мистика, какая то», - думали многие. Поймать эти деньги не удавалось никому. Один мальчик, правда, пытался как-то сачок для ловли бабочек накинуть на пару тысячных, но у него ничего не получилось. Купюры завизжали как поросята, вытянулись в струну и, как опасными бритвами распоров марлевый сачок, убежали.

* * *
Была в доме у Бисмарка Гелтовича одна диковинка, про которую, как он думал, никто не знал. Это было Денежное дерево, которое Бисмарк Извлечёнкин вырастил у себя дома. Откуда появился этот маленький росток покрыто тайной. История темная и больше мистическая, даже для него самого. Но он подспудно предполагал, что отросток ему подарила фея леса за все его добрые дела. Если бы Бисмарк Гелтович не выходил его, то такого наплыва денег не было бы.
Не все знают растение под названием «толстянка» и тем более «крассула», но почти каждый скажет, как выглядит денежное дерево. Как говорит фен-шуй, именно это дерево может поправить финансовое положение, если поместить его в хорошо освещенной зоне богатства. При этом утверждается, что нельзя просто купить готовое дерево, его нужно самому вырастить из отросточка. Извлечёнкин его вырастил.
Еле заметный росток он поливал сначала из глазной пипетки, а потом из чайной ложки. Деревце окончательно прикоренилось и медленно пошло в рост. Однажды он праздновал очередное удачно выигранное дело в суде по делу литовских летчиков, участвовавших в ликвидации аварии на Чернобыльской атомной станции. «Обмывание» этого мероприятия затянулось на несколько дней, и про свое деревце Бисмарк Гелтович напрочь забыл. Вспомнил он о нем только на пятый или шестой день, когда проснувшись рано утром, бросил невзначай на горшочек с деревом свой туманный взгляд. Листочки у деревца стали скручиваться в трубочку и слегка подсыхать. Тогда не вставая с кровати, он взял с тумбочки бутылку с оставшимся «Жигулевским» пивом и плесканул все содержимое под него. Через некоторое время листочки немного распрямились, стали подавать признаки жизни. «Неплохо», - подумал Извлечёнкин и впоследствии стал остатки пива, которым он «догонял» по вечерам коньячок подливать под деревце.
Деревце росло капризное. Оно приняло свой первоначальный вид, но новых листочков и отросточков не давало. Тогда Бисмарк Гелтович решился на эксперимент. Купив самое, что ни на есть дорогое импортное пиво, он плесканул сразу полбутылки. Наутро следующего дня Извлечёнкин заметил на деревце новые проклюнувшиеся листочки. «Ага, - подумал он. – Вот оказывается в чем дело». Деревце не шло в рост, потому что отвергало дешевые сорта пива. Чтобы не тратить свои кровные деньги Бисмарк немного поступился своими принципами. Он стал брать небольшие суммы с пострадавших в аварии за решение их проблем, и покупать на эти деньги дорогое пиво для полива деревца.
Этому растению, как и всем суккулентам, свойственно накапливать большой запас влаги в листьях, что и помогает выживать в сложных погодных условиях у себя на родине – засушливых тропиках Африки, на ее юге и западе, Мадагаскаре, в южной Аравии. Деревце в своих листьях стало накапливать пиво. Иногда Бисмарк Гелтович отрывал нижние листики, которые начинали слегка желтеть, запихивал в рот и медленно жевал, наслаждаясь пивной влагой содержащейся в них.

* * *
Перед уходом на службу он теперь в обязательном порядке выливал пару бутылок пива под денежное дерево. Ласково смотрел на него и только тогда уходил.
У него была оригинальная леечка в виде слоника с хоботком для полива цветов, которые были высажены у порога. Она была маленькая и удобная, изготовленная из высокопрочной пластмассы на заказ. Но деревце он из него не поливал, предпочитал прямо из бутылки. В леечке всегда была налита вода из-под крана, которая подавалась в дом из собственной скважины. Раньше он из нее поливал цветы возле дома. Но когда в доме появилось деревце, то цветам он стал уделять намного меньше внимания. Бывало с бодуна, когда «горели клапана» Извлечёнкин сам выпивал через хоботок всю эту воду. Тогда цветам не доставалось ничего. А так как он был всегда с бодуна, то можно сказать, цветы поливались очень редко. Выпить пиво, предназначенное для полива дерева, он не смел. Это было огромное табу. Воду из леечки пить можно, а вот пиво, предназначенное для полива дерева и купленное для этих целей нельзя.
Как-то придя вечером со службы, он заметил, что вместо зеленых листочков выросли «зеленые» рубли иностранного происхождения. Они его очень порадовали. Особенно своей «зеленью». Были и другие листочки, но тоже какие-то иностранные. По ним Бисмарк постигал географию. А вот когда на деревце вырастал вместо доллара листочек рублевого достоинства, то он срывал его, клал в медный ковш и сжигал, плесканув туда коктейля Молотова, который стоял у него в одном из шкафчиков кухонного гарнитура. Образовавшийся пепел спускал в унитаз.
Дерево на пиве уже вымахало почти в его рост, и было все усеяно густой «зеленью». Извлечёнкин аккуратно срезал листочки и складывал в пачки. Затем пачки перевязывал резинками, упаковывал в целлофан и складировал в подвале. Пачки денег он никогда не считал.

* * *
Деревце очень радовало его и умиротворяло. Теперь он частенько подходил к своему волшебному дереву, плюхался рядом в старинное кожаное кресло и просиживал часами, читая какое-нибудь постановление или решение суда, потягивая коньячок и пиво. Иногда просто сидел и мечтал о чем-то своем. Обычно это были мечты о выигранных делах в судах. Часто он обнимал ствол Крассулы и рассказывал о том, что произошло за день. Он всегда теперь рассказывал ему про все свои горести и радости, делился с ним и доверял все свои секреты. Он рассказал дереву, что его сын Сёмка на грани отчисления за неуспеваемость из института. А на фига ему институт, когда у отца ТАКОЕ дерево!
Сынок был похож на воробья, эту вечно озабоченную пропитанием вовсе не певчую птицу. Маленький, взъерошенный, он словно прыгал с ветки на помойку в постоянном стремлении склевать лишний рубль хоть со стола, хоть в навозной куче. Носик у него был остренький, ножки коротенькие, а задница торчала, будто обрубленный хвостик.
Однажды Сёмка, когда отца не было дома, забрался к нему в кабинет и, увидев дерево, усеянное долларовыми листочками, стырил один и поставил незаметно у себя в комнате на проращивание. Надеясь этим самым немного обогатиться. Когда у сына листочек дал корни и начался рост дерева, то вместо долларов там появились мелкие монгольские тугрики и несколько центов, которые быстро опадали, не принося дохода и не наполняя карман хрустящим звуком настоящих зеленых купюр. Потому что сынуля не знал, что дерево отвергает любого другого, кроме самого Извлечёнкина Бисмарка Гелтовича.
Мимо глаз Бисмарка это не прошло незаметно. Он сразу догадался, чьих это рук дело. И так как он не любил когда его обманывают, а тем более близкий ему человек, то сильно расстроился и поделился этим с деревом. Дерево послало ему сигнал, чтобы он поговорил серьезно с сыном, зашелестев листочками.
Извлечёнкин так и сделал. В выходной день, сидя с сыном за обеденным столом он кушал из огромной тарелки жирный бараний плов, беря его руками и, запивал красным вином из хрустального бокала при этом, громко стуча челюстями и нахмурив брови. Этот знак не предвещал ничего хорошего. Сынок сидел напротив и без признаков аппетита клевал вилкой в салате. Когда с пловом было закончено, отец вытер жирные руки об край арабской парчовой скатерти и затем, вперив в сына пронизывающий взгляд, строго спросил: - Я узнал, что ректор хочет тебя вышвырнуть из института за неуспеваемость? Это, правда? Сынок, потупив взгляд молчал. - Чего тебе не хватает? А ты знаешь, что все вот это, что окружает тебя, моих рук заслуга? – продолжал Извлечёнкин. - Я своим трудом все это создал. Я всю жизнь горбатился не покладая рук. Вот посмотри на мои трудовые мозоли. Он показал издалека сыну ладонь. - А ты знаешь, что даже сидя в сортире, ты пользуешься результатами моего труда? Ты знаешь, что я каждую неделю мотаюсь в Польшу и привожу оттуда туалетную бумагу, чтобы ты не вытирал свою задницу нашей или пальцем, как делают это твои друзья и подруги?
- Лучше пальцем, а потом об стену вытереть, как это делаем мы в институте, чем нашей, - пробубнил, не поднимая головы сынок. - Наша очень грубая. Она как наждачная бумага. - Ну вот. А я о чем я тебе толкую. Так что сынок учись. Тянись. А там тебе и жену найдем. Вон правнучка Гудериана какой красавицей подрастает. Он командовал армией танковой во время войны. Барон. Сынок заелозил на стуле и закрутил головой в знак протеста.
Отец встал со своего места, подскочил к Сёмке и, дав ему хорошую затрещину, заорал: - Ты слушай меня, идиот! Ты чего, не понял? Бароном будешь. А это не хухры-мухры. Сынок сидел, вжав еще больше голову в плечи и, смотрел на паркетный пол из мореного дуба. - Не хочу я баронессу, - робко попытался протестовать он. - Они все страхолюды. – Ну, если не хочешь баронессу, то мы тебе другую невесту подыщем, – немного смягчившись, не стал настаивать отец. - Знаешь сколько у меня друзей? Взять хотя бы дочку Сияющего Якова Александрийского из Санкт-Петербурга. Это ничего что у нее усы под носом растут как у отца. C лица воду не пить. Зато бабла - немерено. Подпольный барон. Все единственной дочке достанется.
Или того же Сибирькина из Омска. Тот без «Chateau Mouton-Rothschild» 1945 года жрать не садится. А знаешь, что оно стоит 114 тысяч 614 долларов? И это за одну бутылку! Вечерами, правда, пьет «Бургундское DRC Romanee Conti» 1934 года. Оно хоть и дешевле, но тоже стоит не так уж и дешево - 20 тысяч 145 баксов за бутылку. Его считают лучшим вином для романтических встреч. А уж романтических встреч у него хоть отбавляй. Ты столько воробьев за свою жизнь не видел, сколько у него девушек и женщин. Так вот у него несколько внучек есть. Ничего, что они сейчас молоденькие. Подрастут. Как раз к тому времени, может, ума поднаберешься.
Так, что учись пока. Если что не знаешь так не беда. Я тебе дам телефон моего другана из Рязани. Он поможет всегда бесплатно. Закончик любой в интернете вмиг откопает, хоть и не юрист. А еще я тебе дам ссылку на сайтик один. Он называется - Форум Чернобыльцев. Для входа на него я тебе передам логин и пароль. Только под моим ником будешь на него заходить. Там есть такой Vlad37. Лично для Сибирькина, он просто – Вован. Для немногих своих, как я, он Михалыч. Он Админом на этом форуме работает. Поможет тебе всегда. Там же есть еще один непонятный для меня человек со своей страничкой под названием - Коваленко Николай. Очень грамотный, но непростой. На сраной козе к нему просто так не подъедешь. Я сам его боюсь о чем-нибудь спрашивать. А вот если ты найдешь общий язык с ним, то он что хочешь, разъяснит и разжует. К остальным там можешь не обращаться. Балаболы и бестолковые. Я тебя всему научу, покажу и разъясню. Это же всё для тебя. Всё, всё. Я не вечный. Может мне всего лет 70-80 осталось жить. Сказав это, Бисмарк Гелтович подумал: «А может и все 100, или даже 200 лет».
Никто не знал, что он вложил большую сумму денег в тайную алхимическую организацию на создание эликсира бессмертия и вечной молодости. И что на него работают несколько десятков биологов и фармацевтов, которые параллельно ищут рецепт этого эликсира в специально оборудованной лаборатории. Для дальнейших изысканий в работе, он недавно приобрел партию корня мандрагоры, которую по знакомству доставили специальным чартерным авиарейсом из Латинской Америки. Страну, откуда конкретно привезли корень, он не запомнил, да это его особо и не интересовало. Факт в том, что если надо, то вот оно, нате, пожалуйста, что угодно. Только работайте.
- Так вот, ты учись и ни о чем не думай. Окончишь институт, я тебе свой пост передам. Будешь чернобыльцами командовать.
- Папанька, но они же не вечные, - с сомнением вставил сын.
- Вечный, вечные. Одни уйдут, на их место другие придут. Вон их, инвалидов чернобыля, сколько за последнее время уже появилось. Есть даже такие, что когда грохнула Чернобыльская АЭС, им лет по 10-15 было. А сколько солдат-срочников инвалидами чернобыля стали. Служили, например, под Белгородом или Воронежем, а вот умудрились себе сделать инвалидность, связанную с Чернобылем. На вопрос, а чего он там делал, впаривали всем, что, мол, пепел от грибка лопатой отбрасывал. Так, что ты насчет этого не заморачивайся. Я тебе тоже уже удостоверение инвалида сделал. Но знай. Я его спрятал в каминный потайной ларец. Вот ключик, видишь? Я его с собой ношу в барсетке вместе с СЧРовской печатью.
- Папка, я всё понял,- промямлил сынок, смахнув со щеки слезу.
- Ну а если понял, то задерживать не буду. Да, чуть не забыл. А ну быстро положил вот сюда ключи от машины. Волосатым пальцем Извлечёнкин указал на стол, где только что поедал плов. - Вот когда возьмешься за ум , принесешь мне зачетку с хорошими отметками, то тогда получишь назад.
- Папа, - возмутился сынок. - А на чем же мне ездить?
- На чем ездить, на чем ездить? Возьмешь дорожный велосипед, что в подвале стоит. Он хоть и пятидесятых годков, но на ходу, ездить можно. Ну и что, что старый, зато не украдут. Такие велосипеды сейчас никому не нужны. Сейчас им с переключателями скоростей подавай, с тормозами на руле. А на нашем ни хера нет. На нем крутанул назад педали и затормозил. Крутанул вперед и поехал. Одна звездочка всего сзади и одна посередине, где педали. Брючину прищепкой только не забывай зажимать, а то зажрет цепь. А если в джинсах, то закатывай до колена. Ничего, научишься.
- Папуля! Да ведь меня засмеют.
- А ты не обращай ни на кого внимания. На нашем велике еще твой дед ездил в аптеку за презервативами из велосипедных камер из настоящего каучука и раствором для клизмы. Едет по Кёнигсбергу, картуз назад козырьком повернет, и все с завистью смотрят вслед. Сам Эммануил Кант при встрече шляпу снимал и кланялся.
- А кто это?
- Кто, кто. Профессор и ученый был такой. Его именем университет наш назван. Понял, бестолочь? Ступай и делай выводы. Бисмарк отвесил сыну легкий подзатыльник и выпроводил из гостиной.

* * *
Когда сын ушел, то он вышел следом и направился в свой кабинет. Подойдя к любимому дереву он, забравшись на небольшую табуретку, поцеловал ствол. Затем слез и впихнув свое тело в любимое кресло, стал рассказывать про свой запущенный простатит и геморрой. Дерево то шелестело своими «зелёными» листьями, то замирало, как бы понимая и сочувствуя. Ствол при этом заметно увлажнился. Казалось, что по стволу стекали тонкие солоноватые струйки, похожие на слезы, теряясь в трещинках коры.
Бисмарк Гелтович вылез из кресла, спустил с себя штаны вместе с трусами ниже колен и, повернувшись к дереву и согнувшись пополам, показал геморроидальные шишки, разведя ладонями пошире ягодицы. Затем натянув штаны обратно, он достал из бара поллитру «Старого Кёнигсберга», а из небольшого холодильника пару бутылок импортного пива. Налив и выпив полный бокал конька, он следом догнал его бутылкой пива. Вторую бутылку он вылил под любимое дерево. Потом еще налил полный бокал коньяка и залпом осушил его. В голове слегка закружилось и во всем теле появилась невероятная легкость. Хотелось всех любить и целовать. Он опять залез на табуретку, и, обняв ствол, стал его целовать и рассказывать, что он очень, очень добрый.
- Я же всех людей люблю. Всех, всех. Никому отказать не могу. Готов из судов не вылезать. Всех люблю, кроме троих.
Во-первых, Ласкина не люблю. Он энергетик заслуженный. Живет в Москве.
Во-вторых, не люблю Игоря Штифтена. Он живет в Сестрорецке. Город такой есть под Санкт-Петербургом. Так вот он внушил себе, что он столичный житель. А сам то, кто на самом деле? Похож на рыбу «Фугу» и к тому же многоженец. Гарем целый вокруг себя развел. А то, что похож на Фугу, так ядовит очень. Эти двое хотят всех чернобыльцев из-под юрисдикции Социальной Защиты под флаг Федерального Медицинского Страхования перевести. И все из-за того, что путевки им каждый год в санатории не дают, да ВВЗ не платят вовремя и мало. Да этот Штифтен из дурдома почти никогда не вылазит.
Ну а третий - это Колька из Гвардейска. Все меня обрезанцем обзывает. Унизить постоянно норовит. А сам по пьяной лавочке в трансформаторную будку всем телом залез и его там ток укусил. Искал все с кем подраться. Вот с током и подрался. Остался без руки и пальцев на ноге. Да и морда стала как у Фредди Крюгера. Поделом ему. Не хер залупаться!
Дерево жалело Бисмарка и успокаивающе шелестело листьями-долларами, стараясь усыпить его грусть.

* * *
Так они и жили. Дерево каждый день жило в ожидании Извлечёнкина с очередной порцией импортного пива. А он, освобождаясь от каждодневных скучных дел, сразу бежал к любимому дереву.
Однажды Бисмарк Гелтович выпив бутылочку пива, а из другой попоив дерево, обнял его ствол, поцеловал и сказал: - Милое мое Дерево! Я тебя люблю тебя больше жизни. Я никогда не обижу тебя! Я всегда буду поливать тебя пивом. Сколько захочешь.
И дерево верило ему. Верило, потому что хотело верить. Оно каждый день с нетерпением ожидало прихода человека, который его любил и поливал самым лучшим в мире нефильтрованным пивом.



Подмосковье. Рязань. 20 июня 2014 г.

ВИГАДНИК. СТРОКУЛИСТ. ПОСЛЕДНИЙ ПОЕЗД (рассказ)

Медленно минуты уплывают вдаль
Встречи с ними ты уже не жди
И хотя нам прошлого немного жаль
Лучшее конечно впереди…
(из песни «Голубой вагон)

Ранним утром на одной крупной узловой станции беспорядочно металась толпа озадаченных пассажиров.
Эта станция называлась раньше «Великино», но с некоторых пор была переименована в «Андрюкино» в честь известного на всю страну юриста, орденоносца, непревзойденного оратора, выдающегося деятеля по защите прав чернобыльцев всей России и СНГ.
- А поездов больше не будет, - сказала проходящая мимо дородная женщина в переднике, надетом поверх выцветшего ситцевого платья с изображением цветущей картошки. В левой руке она держала пустой бидон из-под молока. - Поступила команда рельсы разобрать и сдать на металлолом. А вы что, не знали что ли?
- А как же мы!? - загалдели озадаченные пассажиры. – Нам же ехать надо!
- А вы ступайте в райцентр и там наймите телегу. Тут недалеко. Километров четырнадцать отсюда, - хитро произнесла женщина, показывая куда-то в сторону кивком головы. Она еще что-то хотела сказать, но в это время из бидона донеслись глухие звуки с мелодией «Прощание Славянки». Оказывается там у нее лежал мобильный телефон. Женщина встрепенулась и, икнув, затрусила в сторону разрушенных пакгаузов, на ходу доставая из бидона телефон.
Не обращая на нее больше никакого внимания, толпа сбилась возле столба на перроне. Все стали галдеть.
- Нас кинули! - заорал высокий мужчина с сизым носом в черной футболке и когда-то белых брюках, с охристым пятном на самом видном месте.
- Безобразие! – вторили наперебой из толпы голоса. – Где начальник станции!
В это время со стороны полуразвалившегося пакгауза на перрон вышел невысокий полный мужчина в железнодорожном засаленном кителе и фирменной фуражке со сломанным козырьком. Из кармана серого кителя выглядывал хвост копченой селедки. На груди красовались пять одинаковых знаков в ряд на красных колодочках. Знаки изображали красный крест, а посередине круг с каплей крови. При ближайшем рассмотрении можно было увидеть, что эти знаки тем или иным способом были связаны с когда-то случившейся Чернобыльской катастрофой.
- Ну, чего орёте! – выдохнул ядреным перегаром железнодорожник.
- Да вот, нам надо ехать, а тут такое дело.., - начал было объяснять плюгавый мужичонка с рюкзачком за плечами, как железнодорожник прервал его:
- А-а-а-а! Вона в чем дело. А я-то думал, война, что ли началась. Али потоп. Али очередная катастрофа! Ну, разобрали рельсы на металлолом, ну и что с того? Этот металл, я слышал, пойдет на строительство памятника героям Чернобыля в станице Успенское Краснодарского края.. Деньги уже заплачены вперед и проект есть. Памятник будет высотой метров двести или того выше. Такого нигде нет. Осталось только цемент раздобыть. Но эту проблему обещали решить в ближайшее время тамошние два капитана, два боевых морских офицера Карбенкин и Близгородний. Вот это сейчас первостатейная задача. А то, разгалделись тут! Вы не понимаете глубину всех глубин! А должны, как сознательные и законопослушные граждане своей Страны.
Он нахмурил свои мохнатые брови и окинул колючим взглядом толпу. Все немного притихли. А железнодорожник тем временем продолжил:
- Только не паниковать. Я всем помогу. Может, кто и уедет, но не с этой станции.
Самое главное это взносы. Всем надо будет сдать взносы в Калининградскую организацию СЧР.
Толпа сначала сосредоточенно слушала, чего это городит этот мужик в фирменной фуражке. А потом как будто проснулись.
- Да пошел ты знаешь куда! - заорал невысокий лохматый, с недельной щетиной мужичок в джинсовых тапочках. - Причем тут мы и Калининградская организация? Мы тут со всей Страны волей случая оказались. Ты лучше вот что ответь. Поезд-то был? Мужичок уставился на железнодорожника выпученными глазами и пока тот думал, сам же ответил: - Был. И стоял тут несколько минут. Я пока выскакивал за пивом на площадь перед вокзалом, он уже туту, ушел. И вещи мои тю-тю вместе с ним. Когда же это рельсы успели разобрать? А? И где поезд?
- Ну что, купил пиво то? - спросил полный железнодорожник, сделав вид, что про поезд не услышал.
- Нет. Киосков не было. В том году они были, а в этом исчезли.
- То-то, - многозначительно произнес железнодорожник, подняв вверх указательный палец. - Не фига было выскакивать. А выскочил, значит все. Взносы плати. Не боись, найдем мы твои вещи, и, может, поедешь дальше. Подумаем, как и что делать. Я сейчас позвоню кому надо. Железнодорожник стал искать мобильный телефон, хлопая руками по карманам кителя.
В это время в приоткрытую дверь станции высунулась седая взъерошенная голова нетрезвого человека.
- А у нас в Ом… Ик… ске не так, – проблеял икая он, и опорожнил остатки желудка на растрескавшийся асфальт. Вытерев тыльной стороной руки испачканные губы, он продолжил: - А нам пирожки каждый месяц дают. Хотели в январе не давать и в феврале тоже, но мы шум подняли, красноярских быстренько подключили. Там путаница в законе произошла. Ик… Так вот в январе все-таки всем выдали. Ик…
- Да пошел ты! – заорала женщина из толпы. - Какие на фиг пирожки, когда поезд ушел неизвестно куда и не понятно как!
- Ну как хотите, - процедил сквозь зубы нетрезвый человек и, уставившись своими мутными глазами на женщину, начал буробить что-то не совсем вразумительное:
- Вы падла или человек? Либо ты, либо ВЕСНА! Вы не МАДАМ, Вы хуже, Карагайский!
А тебе слабо мне в глаза смотреть? Белочки и целочки - это твое, не зли, говори, может, прощу! Выговорившись, таким образом, он почти трезвым голосом обратился к толпе:
- Предлагаю всем желающим купить у меня другие билеты. Недорого. Вместо взносов. Билеты «О праве на проезд по другой дороге». Ну, раз «железке» тю-тю, то автобусы то ходят, небось?
- Это, какое такое право! - закричали два мужика в помятых пиджаках.
- А вот такое! - крикнул нетрезвый мужик из приоткрытых дверей и показал им красное удостоверение. Удостоверение было в огромной коленкоровой обложке, на которой золочеными буквами было вытеснено «О праве на льготы». Толпа подалась было вперед, но он ловко убрал удостоверение в карман и произнес: - А вообще пошли вы все в задницу! Затем он показал всем язык с белым налетом, развернулся и исчез за дверью.
Не успела за ним закрыться дверь, как оттуда вышел еще один мужик в очках.
- Не слушайте никого! Скиньтесь по полтиннику и садитесь на телегу, которую я подогнал. А по поводу случившегося, скажу сразу - путь будет нелегким и тернистым. Придется много писать во всякие инстанции вплоть до Верховного и Конституционного Судов, а, может, и Европейского по правам человека. Сами должны понимать, в какой стране живем. Да вам делать самим ничего не надо будет. Писать буду я, а вам только надо будет немного раскошелиться. Но чтобы впоследствии не было никаких недоразумений, еще раз предупреждаю всех, что путь будет не легкий.
- Да шел бы ты лесом такой умник, - крикнули все хором. На это мужик ответил:
- Идиоты! Я Чапаев, родившийся 9 февраля - не тонущий. Хотя ноги у меня как балласт, но этот балласт мне по жизни помогал. А ведь можно же сейчас прямо жалобу в Конституционный суд написать. Ну не хотите и не надо. Было бы предложено. Он повернулся к толпе и, оставив за собой шлейф неприятного запаха, исчез. Возникла молчаливая пауза. Никто даже не заметил, как в это время по путям пробежало несколько странных человек, работая руками и тяжело дыша. Вскоре они скрылись за поворотом.
- А где вообще начальник вокзала? - как словно проснувшись, крикнула толстая женщина в серой кофте.
Полный железнодорожник, покрутив вокруг своего виска указательным пальцем, ответил: - Вы что, только что проснулись что ли? Нету его. Ушли они в общество инвалидов при Президенте страны. Они теперь не хотят ничего делать. А мне что, оно больше всех надо, что ли! Я свои кровные получаю нормально, а чужие не считаю.
Тут на перрон выскочил мужичок в черном морском кителе с позолоченными пуговицами в два ряда, серых брюках и в шляпе. Приблизившись к толпе, он выпалил: - Я из Питера. Хочу вам доложить, что бесплатных медалей и орденов больше не будет. Кто хочет - можете купить. У меня. Он расстегнул китель и распахнул его. На внутренней стороне подкладки были приколоты всякие медали и ордена.
Все стали их рассматривать. Мужичок в теплой рубашке с грелкой под мышкой и кружкой Эсмарха за спиной, которая висела на специальных ремешках, протянул 100 рублей.
- Мне один давай.
- За такие деньги вот такой только, - отстегивая значок в виде октябрятской звездочки, констатировал мужичок. - Медали дороже будут. Больше желающих не было. Тогда он достал из внутреннего кармана бумажные листочки с ценами и перечислением медалей и орденов, имеющихся у него, и стал всем раздавать.
Раздав всем листочки, он по военному отдал честь, развернулся, спрыгнул с перрона на пути и посеменил куда-то по бетонным шпалам.
- Ну что, будете платить взносы или как? – подал голос железнодорожник. Все молчали.
- Ну как хотите, - сказал он и удалился вглубь станции.
Тишина опустилась на осиротевший перрон. Все стояли и не знали что делать.
Из толпы вышел дерганый мужик в спортивных штанах. Он сел на лавочку и сказал, что будет ждать, чего бы это ни стоило. А чего ждать, так никто и не понял.
Все стали рассаживаться тоже. Кому не хватило мест на лавочках, те стали усаживаться прямо на шпалы. Кто-то курил, кто-то икал, кто-то тихо плакал, уткнув голову в колени.
Налетевший знойный ветер гонял по перрону старые листья, клочки бумаг и всевозможный мусор. Небо потемнело. Похоже, что собирался дождь. Стая бездомных собак пробежала мимо, даже не останавливаясь и не прося что-нибудь покушать.
Затем наступила тишина. Только издали доносилось кваканье лягушек. Точно будет дождь. Лягушки обычно квакают к дождю.
Раздался шум приближающегося мотора. Это к станции подъехал старенький «ПАЗик». Двери раскрылись и из него высыпали пассажиры. После последнего пассажира автобус, скрипнув закрывающимися дверями, фыркнул, и, оставив за собой шлейф черного дыма, укатил.
Вышедшие из автобуса, беспорядочной толпой направились на вокзал.
Шедший впереди толпы мужик в желто-синей тенниске, пройдя сквозь здание вокзала, выскочил на перрон и весело крикнул: - А вот и мы! Но никто не прореагировал. Все остальные стали рассаживаться кто куда.
Наступал вечер. Подуло прохладой и, на землю упали первые капли дождя. Все вскочили и ринулись в здание вокзала. Так как стульчиков было очень мало, то все стали рассаживаться прямо на грязный и заплеванный пол. У одного оказалась целая подшивка газеты «Российский Чернобыль». Он расстелил их на полу, лег и сразу захрапел.
Дождь усилился. Вместе с ним пришла и ночь.
Со стороны площади внезапно раздался кошачий визг, как будто кто-то раздирал кошку или что-то с ней делал.
Вдали прокричал петух, и было слышно, как капли дождя, усиливаясь, с грохотом барабанили по крыше станционного вокзала.


Вигадник. Строкулист. Рязань. Подмосковье. 26 февраля 2015 г.

ВИГАДНИК. СТРОКУЛИСТ.
СОБРАНИЕ (рассказ)


В бывшем городском «Клубе Строителей» должно с минуты на минуту состояться отчетное собрание регионального «Союза Чернобыль». Зал, рассчитанный в среднем мест на 500, едва заполнен на треть. Собравшиеся представляли собой разномастную публику. Кто в пиджаках, кто в свитерах, а кто и в рубашках навыпуск. Одна женщина так спешила на собрание, что забыла снять с себя фартук. Так в нем и сидела. Но что было схоже во всех, так это многочиленные, так называемые, награды. Они были приколоты и на пиджаках и на свитерах и на рубашках, а у той женщины прямо на фартуке красовались две каких-то очень замысловатых медальки.
На «камчатке», как это уже давно тут сложилось, сгруппировалась кучка из нескольких мужчин. Были слышны бульканья, и позвякивания стекла о стекло и громкий разговор, изрядно сдобренный матерными словами. В общем, при небольшом количестве народу в зале гул всё рано стоял как в улье с шершенями. Всё как всегда.
В зал из-за кулис выходит темнокожий невысокий полный мужчина и подходит к трибуне. Зал умолкает при виде незнакомого человека.
- Добрый день, господа! Разрешите представиться. Я ваш новый Председатель. Зовут меня Фуньтюнькин Леонард Пелтиерович. Пусть вас не удивляет мой цвет кожи. Я – русский!
В зале раздается смешок и негромкая реплика между собой:
- Ну, блин, дает! Если он русский, то я – монгол. – Ага, - вторит ему приятель: - А я тогда эскимос. Раздается громкий смех.
- Попрошу тишину! Ко мне вы можете обращаться запросто – Председатель.
Голос из зала: - Ты откуда такой взялся!? А прежний Председатель где?
- Ваш прежний Председатель Суходрищенко уехал на свою историческую родину. У него прабабушка заболела. К тому же там, в чернобыльской среде сложилась очень сложная обстановка. Вот он заодно взял на себя нелегкую миссию там всё разрулить на высшем уровне.
Голос в зале: - Ага, блин, он разрулит. Тут дорулился и сдернул, значит.
Председатель: - Тише, господа! (стучит карандашом по трибуне)
Вот тут задали вопрос, откуда я взялся в вашем крае. Всё очень просто.
Меня сюда направил Самый Главный Президент всех чернобыльцев России.
Голос из зала: - А чё, у нас своих, что ли нету?
Председатель: - Наверху прикинули и посчитали, что на местах, в частности у вас, такой кандидатуры нету. Поэтому направили меня. Это, типа, помните как у Шолохова в «Поднятой целине» направляли рабочих 25-ти тысячников на поднятие колхозов? Вот так и я. Так, что нравится вам или нет, но теперь я у вас буду рулить.
Нетрезвый голос с «камчатки»: - Да нам по хрен! Давай, рули! Посмотрим что ты за перец! Мы таких, знаешь, сколько перевидали! И тебя переживем. Пока дешевая паленка есть у бабы Нюры – живем. Выводим из себя радионуклиды постепенно.
Председатель: - Ну, вот и хорошо. А теперь предлагаю вам заслушать небольшой доклад по обстановке в нашем Крае. Это сделает Докладчик. Это ваш, местный. ВЕЧНЫЙ ЗАМ. Вы его хорошо знаете.
Крики из зала: - А то! Знаем, как же! Тоже ещё тот пидор! Давай, валяй свой доклад!
Докладчик. – ТоваГищи, попГошу тишины! Зал маленько притих.
- По нашим данным из края на ликвидацию последствий катастрофы на ЧАЭС было направлено более 2500 человек. В разные годы на территории края проживало более 30 ликвидаторов, которые были направленны на ЧАЭС из других территорий СССР, в последствии в разные годы они выехали за пределы края.
Вопрос из зала: - А куда они уехали?
Докладчик: - А я почем знаю.
Голос из зала: - А на х.. тогда говорите про это.
Докладчик: - Попрошу без матов. Они взяли и уехали.
Голос: - А вы откуда знаете? Вам что, из паспортного стола доложили? Вы случаем не засланец?
Докладчик: - А при чем тут это? Попрошу без ярлыков. Про это знает и УСЗН и военкомат.
Голос: - Не надо чесать. Знают они. Да ни фига они не знают. Может, просто пошли на рыбалку и утонули. А Вы говорите что уехали.
Докладчик: - Это что Вам так важно. Вот нет их и все. Не-е-е-т-у их. Вот были, а теперь нету.
Голос: Ищите. Чего сопли жуете?
Докладчик: - Я привожу статистику. А искать не в моей компетенции. Позвольте я продолжу.
- Всего за прошедшие годы из края на постоянное место жительства выехали 81 ликвидатор, в том числе 39 из них были направлены на ЧАЭС из края, и 31 из других территорий СССР, об 11 нет информации, кем и откуда они были направлены.
Голос: - Ну вот. Теперь 81. То 30, то 81. Вы что-то там перепутали. Они, эти 81 человек, значит, выехали и из них 31 человек направлены на ЧАЭС. Это как понимать? При чем тут вообще они и мы? Они тю-тю, уехали. Всё, их нету. А вы нам тут лапшу на уши вешаете, что они выехали хрен знает куда, и из них направлено 31 человек в Зону. До этого врали что 30 человек уехало. А 11 человек что, пропали? Они что, утонули? Вот так были, и нету их.
Докладчик: - Вы меня совсем запутали.
Голос: Это Вы сами себя запутали. Давай, раздавай бабло и проваливай. Да и мы тут уже засиделись.
Докладчик: - А почему я должен вам давать бабло?
Голос: - Да потому что ты врешь.
Из зала: - Врет, врет!
Докладчик: - Из принимавших участие в ликвидации последствий катастрофы на ЧАЭС более 80% (2016 человек) принимали участие в 1986-87 годах, более 450 человек (453) в 1988-90 годах. У 30 ликвидаторов информация о годе участия в ЛПК на ЧАЭС отсутствует.
Голос: - Ну вот! Опять двадцать пять! Опять эти 30 человек! Хрен вас поймешь. У них что, военных билетов или справок каких-то нету?
Докладчик: - Получается, что нету. Они говорят, что принимали участие, а документов нету.
Голос: - Вы вообще сами понимаете, о чем Вы тут говорите? Может, это прохожие по улице шли и зашли к вам в офис. А Вы нам тут говорите, что они чернобыльцы. В общем, гони бабло и проваливай. Можешь в баню общую сходить, там мозги впаривай. Если денег не дашь, то мы тебя за твой доклад бить будем. Нам терять нечего. У нас у всех справки из Дурика.
Докладчик, понуря голову, покорно лезет в карман и достает горсть скомканных бумажных денег.
- Вот возьмите сколько есть. У меня больше нету.
Небритый косматый мужик подходит к трибуне и забирает у него деньги. Затем расправив их и, послюнявив палец, пересчитывает. Глаза его вдруг заблестели от удовольствия, и он кричит мужикам с «камчатки»:
- Пацаны! Пузыря на три хватит. Даже на пиво останется.
Те дружно с грохотом встают и двигаются на выход. А за ними и все остальные.
Докладчик: - ТоваГищи! Вы куда? Я еще доклад не закончил.
Голоса из удаляющейся толпы: - Да пошел ты! Тамбовский волк тебе товарищ! Вон ему дочитывай свой доклад! – и показывают пальцами на сидящего за столом новоявленного Председателя.


Используемые материалы:
Красноярский СОЮЗ ЧЕРНОБЫЛЬ
сайт Красноярской краевой общественной организации инвалидов Союз « Чернобыль»
и Местного отделения ККО ОИ СЧ г. Красноярска
http://kraschern.ru/857.html


Вигадник. Строкулист.
Рязань. Подмосковье. 6 марта 2015 г.

ВИГАДНИК. СТРОКУЛИСТ. Рассказ «ПРИЯТНАЯ ВСТРЕЧА» (продолжение)
(из цикла рассказов «Пляж очень добрых людей»).


На следующий день, после завтрака, мы отправились на пляж. Найдя место в тенечке у глухого щитового забора, уселись на лежаки и стали наблюдать за происходящим.
На море было волнение, но пациенты санатория смело бросались в волны. Хотя пляж был закрытый, тут было много и пришлых со стороны. Кто купался, кто загорал, а кто-то просто смотрел на фигуры красивых дам и мужчин.
- А вон и Иван Францевич, - произнес я, показывая на высокого худощавого мужчину.
- Иван, иди к нам, - позвал его я и помахал ему рукой. Мужчина с крокодилом за спиной и фотоаппаратом на плече, увидев, что его зовут, приблизился к ним.
– Познакомься, это Строкулист, - представил я коллегу, здороваясь с ним.
- Очень приятно. Иван Францевич Твидд, - робко представился мужчина и протянул руку.
- Иван, а ты что такой хмурной сегодня? – спросил я его.
- Да горе у меня, – печально вздохнув, произнес тот. - Вчера вот посадили картошку. Вся позеленённая, пророщенная, отборная. Даже «семиглазка» была. А сегодня утром гляжу, а там одни воронки в земле. Её кто-то ночью выкопал. Тут теперь не до веселья. Вот гады! Ведь ночью умудрились выкопать!? Я же тебе говорил, что у нас мафия. Петрушку посеял, а они голубей и ворон на грядки выпустили. Те все семена поклевали. Надо было глубже сеять и «крысина» для верности насыпать. А до этого редиску всю повыдергивали. Только пошла. Сорт – «Жара» называется. Может, слышали про такую? Мы пожали плечами, показывая тем, что не слышали. А Твидд тем временем продолжал:
- Я же говорю мафия. И лук весь зеленый повыдергивали. Ведь только-только зеленые перышки выпустил. А еще раньше они мне в курятник хорька подбросили, и тот за одну ночь всех цыплят передавил. Я вот тут о чем подумал недавно. Они же и ВВЗ могут либо совсем забрать, либо намудрить чего так, что потом ни в одном суде не докажешь. А про компенсацию на питание я вообще молчу. Они недавно сделали так, что меня на фиксу посадили. Я пробовал рыпаться, но понял, что всё бесполезно. Вот я разговариваю с вами, а сам чую, что они следят. Кожей чувствую. Вот пришел пофоткать, чтобы деньжат хоть немного подзаработать, а никто не хочет фоткаться. Невезуха полная.
Мимо нас прошел худощавый невысокий мужчина в морской фуражке с крабом в околыше и в морском кителе, надетом прямо на тельняшку. Старые лоснящиеся на коленях форменные брюки обхватывал ремень с якорем на бляхе. На ремне ниже колен болтались ножны от морского кортика, привязанные на веревочках от аксельбантов. На ногах сандалии тридцатых годов обутые на босу ногу. Он подозрительно посмотрел на нас и, ухмыльнувшись своим лисьим лицом, зло сплюнул под ноги. Обычно такие лица бывают у представителей «особых отделов», мобилизационных столов военкоматов или мафиози. Увидев его, Иван Францевич вдруг резко притих и, вдавив голову в плечи шепотом произнес:
- Это из местных. Часто тут мелькает. Втирается в доверие и предлагает решить проблемы. Говорит, что может даже до Верховного суда достучаться. Но я ему не верю. Мафия. С ним тут еще один часто ходит. Должен чуть позже подойти. Вы будьте осторожней. Иван Францевич задумчиво примолк, испуганно озираясь по сторонам.
- А что это у Вас за ниточка изо рта свисает? - спросил Строкулист, чтобы как-то разрядить обстановку.
- Аааа. Да это от пакетика с чаем, - отозвался Иван Францевич. Он ухватился за ниточку, намотал ее на указательный палец и, раскрыв рот, резким движением выдернул.
- Его еще раз можно заварить, - продемонстрировал он извлеченный изо рта пакетик, свисающий ниткой на пальце, - Краснодарский. Дагомыс. Чистый бренд. Хотите?
- Нет. Нет. Мы чай с утра не пьем, - в один голос отказались мы.
- Ну как хотите, - явно не очень расстроившись отказом, Иван Францевич забросил пакетик в пасть крокодилу. Там у него их скопилось уже около сотни.
- А хотите, я вам принесу лаврового листа, он тут повсюду растёт? Мы отрицательно покачали головами.
– Ну, тогда ладно, я пойду по пляжу еще похожу, - сказал он. - Мне сегодня без денег никак нельзя возвращаться.

* * *

Как только Иван Францевич отошел от нас, к нам на соседний лежак напротив подсел невысокий полноватый мужчина. Ноздри его раздувались как у бычка. Сразу было видно, что его мучает отдышка. На шее у него, на веревочке висела одна створка от ракушки мидии. В руках он держал тряпичную хозяйственную сумку, из которой торчала трубка для ныряния и ласты.
- Я вспомнил его. Это тот, кто стоял на выходе в столовой и ушел с женщиной, - негромко на ухо сказал мне Строкулист.
Мужчина, смерив нас оценивающим взглядом и, словно мы с ним были сто лет знакомы, и никогда не расставались, вдруг произнес, обращаясь к нам:
- Привет, мужики! Вам янтарь не нужен? Есть даже с мухой и осой внутри.
- А с комаром есть? – в шутку спросил Строкулист.
- Нету, - ответил полный мужчина. - Вчера был, но его купили. Ему миллион лет где-то было. Оторвали с руками, как говорят.
- Вы тоже Чернобылец, - спросил его я.
- А то. Самый что ни на есть, настоящий. Но я градусники не глотал. Я тунцом отравился. В мясе тунца много ртути. Видно в том, что попался мне, ее было с избытком. Да и вообще, я очень любил есть тунцов. Вот теперь и раскаиваюсь. Эта зараза ртутная прицепилась. А ведь я по специальности ихтиолог. Я должен был предвидеть и не увлекаться консервами из тунца, а тем более замороженным. Это мне его друзья с большого морозильного траулера подкинули по блату. Еще я знаю все породы акул
- Повезло Вам, - сказал Строкулист. - Вы, наверное, икру красную каждый день ложками едите.
- Нет, нет, - замотал головой мужчина. – Красную я не люблю. Только иногда черную севрюжью. А в основном только личинки карпа и пангасиуса.
Мужчина отдуваясь, подтащил свой лежак к нам поближе и продолжил:
- Я в этом санатории в прошлом году был. Подлечили капитально. Минеральные клизмы вещь хорошая. Но тут другая гадость прицепилась. Вы вроде свои, так что раскрою один секрет. Я не отсюда, а из соседнего санатория. А сюда хожу, потому что у нас пляж похуже. Нас в Первом корпусе не очень много. Есть еще несколько человек из подразделений особого риска. У нас своя болезнь, особая. Редкая довольно. Иногда исчезают руки. То есть ладони с пальцами. А потом внезапно появляются. Исчезают в основном, когда садишься за компьютер. Хочешь написать, а ладоней нет. Они как будто в воздухе растворяются. Отойдешь чуток, они появляются. Может, это какие-то волны идут от компьютеров. Не знаю. Зову женушку и спрашиваю:
- Ты мои руки видишь?
- Вижу,- отвечает.
- А я их не вижу. Тыкаю в клавиатуру, а они, как бы, мимо нее проходят. Она мне тогда говорит, что меня околдовали. Вот ведь как бывает! А вот Второй корпус нашего санатория занимают те, у кого наступает паралич рук, когда они к компьютеру подходят и пытаются что-нибудь на форуме Чернобыльцев написать. Учтите, только на форуме Чернобыльцев! Их, этих людей, просто тьма. Они как селедки в номерах. В каждом номере человек по 20, а то и больше. Но у них хоть паралич, а у нас они превращаются в воздух. Я так думаю, что это нас заколдовал тот, чья Гостевая чернобыльцев была до этого. «Ухожу», сказал он тогда, «но и вы не сможете больше писать. Не сможете общаться и даже обсуждать разные вопросы. Везде можете, а на форуме нет». Вот такие дела. Кстати, а вы можете там писать?
- Конечно, - ответили мы в один голос.
- Странная у Вас болезнь, - посочувствовал ему Строкулист. Без общения плохо.
В это время к нам подошла знакомая нашего собеседника и присела на краю его лежака.
- Дорогой, ты не мог бы намазать мне спину кефиром? Я, кажется, обгорела, - проворковала она и достала из своего полиэтиленового пакета бутылку с биокефиром «Активиа» и протянула ему. Он молча взял бутылку, ливанул себе на ладони кефир и стал усердно размазывать его по её спине. - Ты придешь вечером? У нас будет концерт, – зажмурив от удовольствия глаза, продолжала ворковать женщина. – Ну, не знаю, - слегка картавя, протянул он. Она обернулась к нему и ткнула его кулачком в живот: - Как это не знаешь? Непременно должен быть.
Мы продолжали наблюдать вокруг, не обращая на них внимания, и увидели возвращающегося мужчину в морской форме. Он хотел было пройти мимо, но вдруг резко развернулся и подошел к нам.
- А где тот, что с фотоаппаратом!? - требовательно спросил он. Мы ответили, что понятия не имеем.
- Надо же! Ускользнул, прямо у меня из-под носа. Не поверю, чтобы вы не знали. Затем он, что-то прикинув в уме, сменил тон и хитро прищурив глаза на своём лице, похожем на лисью морду, спросил:
- Вам никому не надо вопросы решить в суде или еще что-то по юридическо-правовой линии? У меня опыт очень большой. Не стесняйтесь. Я когда что-то обещаю, то непременно выполняю. Беру по-божески. Но только деньги вперед.
- Нет, - отказались мы от его предложения. – Мы свои проблемы решаем сами.
- А. Ну да ладно. Но если вдруг передумаете, то вот возьмите. Он протянул мне прямоугольный листок бумаги, похожий на визитную карточку, вырезанный из тетрадочного листа в клеточку, на котором печатными буквами от руки было написано: СЕМЁН СЕМЁНЫЧ СТОЛБУНКОВ. Вместо адреса и контактного телефона: МЕНЯ ВСЕ ЗНАЮТ.


Он опять подозрительно посмотрел на нас и стал удаляться, покачиваясь, как на палубе в шторм, в сторону кафеюшки на берегу моря.
- Я тоже хочу «Рислинга», - сказала женщина и, схватив за руку полного мужчину пыталась увлечь его в сторону кафе. - Нет, нет. Я пью только «Старый Кенигсберг», - промямлил он. – А там его нет.
- А я пью всё, чем угощают, - сказала женщина. – Ты же не откажешь бедной женщине? Не жмоть.
В это время из-за забора выскочил Иван Францевич.
- Уф! Наконец-то ушел, - произнес он, и показал рукой в сторону удаляющегося моряка. - Я же говорю, мафия кругом. Проходу не дают.
Тут откуда ни возьмись, появился мужчина, который раньше сидел с нами за одним столом. Его всего трясло от перевозбуждения.
- Приехали, приехали! - завороженно повторял он. - Я видел их! Один в камуфляже, весь в медалях, а другой - бородатый в эстрадном костюме, полный такой. У меня все диски их есть. Я слушаю их песни все время и не пропускаю ни одного выступления по возможности.
- Вы это о ком? - спросил Строкулист.
- А вы что, не в курсах, что приехали барды и, сегодня у нас будет концерт? - удивленно посмотрел на него мужчина. – Вы что, никогда не слышали про Василия Спадова и Григория Мульнянова? Ну, вы мужики даёте! Обязательно приходите на их концерт.
Услышав такую новость, Иван Францевич резко засуетился и со словами: «Ну, вы как хотите, а я побегу домой, скажу жене, она их обожает. Надо же какое везение. Они у нас. Придем обязательно, послушаем», вскочил и заторопился к выходу. Кайман за спиной, удаляясь, сначала оставлял на песке линию от хвоста, а потом, зашуршал по гравийной дорожке.
- Ну что, а может и правда, врежем по стаканчику для начала? - напомнил о себе мужчина, обнимая за плечи свою пассию. Кстати, мы так и не познакомились. Меня Михаилом Пруссманом звать. А вас? Мы по очереди представились и пожали друг другу руки.
- А почему бы и не врезать, - согласились мы и двинулись всей компанией к кафеюшке.


Вигадник. Строкулист.
Рязань. Подмосковье. 30 мая 2015 г.

Семён Семёныч. (рассказ)

Сболтиков Семен Семёныч спустился в лифте на первый этаж. Клаустрофобия, страх возникающий в тесных и узких комнатах без окон, и не имеющих выхода помещениях, исчез, после того, как он получил заветную справку инвалида Чернобыля. Да мало ли на что жаловался он врачам, проходя обследования в психоневрологическом диспансере перед ВТЭКом! Следом за клаустрофобией, со справкой об инвалидности в кармане, исчезла масса и других недугов.
Распахнув металлическую подъездную дверь и выйдя на улицу, он улыбнулся прекрасному весеннему дню и вздохнул полной грудью, широко раскрыв рот.
Тут же в его раскрытый рот влетела муха и пролетела до самого дыхательного горла. Семен Семёныч стал задыхаться, кашлять и отхаркиваться, чтобы отторгнуть это инородное тело. Муха не выходила. Приступ кашля внезапно перешел в рвоту. Качаясь и кашляя Семен бросился к углу дома. Не сделав и пару шагов, он вдруг поскользнулся на чем-то и шлепнулся на землю.
- Вот же б..! - вскрикнул он и, вертя головой вокруг, покраснел от стыда. Семен Семенович по своей природе был очень интеллигентным человеком и никогда не позволял себе матерных слов и неприличных выражений.
- Самое главное не нервничать, - подумал он, лежа на земле.
- Ишь ты, разлегся тут! Нажрутся с утра, а потом мало что обмочатся под себя, еще и нагадят вокруг! Сволочи! - ругнулась проходящая мимо дородная женщина.
- Ой, ой, - прогундосил лежащий Семен Семенович. - Да я просто упал. Поскользнулся и упал. Ну, так получилось, с кем не бывает.
Отперевшись ладонями во что-то неприятно пахнущее и мягкое, он встал на ноги. Кашель внезапно кончился и Семен Семенович языком почувствовал муху уже во рту. «Отлипла, гадина», - подумал он и вытер с глаз слезы. - Сволочь, чуть не убила. Хорошо, что обошлось. А так бы написали после в Акте о причине смерти: «Асфиксия, наступившая от попадания мухи в гортань». Вот бы тогда все сплетничали! «Ты знаешь, его муха прикончила», - говорили бы все. И это про меня, самого что ни на есть Настоящего Чернобыльца, которого Родина кинула в топку радиоактивного паровоза».

* * *
Можно было бы конечно еще дома побыть, попить Юньнаньского чайку, помечтать, черкнуть пару четверостиший. Но что-то подталкивало, гнало его на улицу, в объятия апрельского солнышка, которое не часто баловало жителей Северной столицы. Тем более, накануне, такой знаменательный день. Почти 30 лет назад в далеком Чернобыле грохнуло так, что отозвалось во всем Мире. Семен был одним из немногих, кто, не задумываясь, поехал туда по первому зову сердца, чтобы бросить свое тело и здоровье на жертвенный стол атомной радиации.

* * *
По поводу этой знаменательной даты, на сегодня был намечен митинг. Опоздать на него никак было нельзя. Семён по жизни был очень аккуратным и пунктуальным человеком. Так его учили в одной секретной школе.
Список предложений был заготовлен заранее и лежал во внутреннем кармане пиджака. Семен хотел остро поднять вопрос по немедленному отстранению от должности Президента СЧР. После по порядку шло:
Отстранение всего руководства СЧР Северной столицы, погрязших в непредвиденных аморальных делах, с его точки зрения. Обязательно надо было поднять вопрос о санаторном отдыхе. С вечерними танцами с женщинами, под звуки баяна. Баян всегда нравился Семену, и он мог даже иногда всплакнуть под грустную мелодию.
Остро стоял вопрос с лекарствами, которые врачи не выписывали Чернобыльцам.
Вопрос о прохождении МСЭК был даже подчеркнут красным карандашом, чтобы сразу бросалось в глаза.
«Всем инвалидам Чернобыля безоговорочно дать 3-ю степень, по новому законодательному акту, принятому недавно Минздравом. Раньше это было второй группой, но впоследствии Правительство, которое Семен считал коррумпированным, несколько раз меняло критерии инвалидности. «Запутали в конец простых инвалидов Чернобыля», - думал он.
Много неясностей еще было с формулировками инвалидности. Одним писали - «Заболевание», другим – «Увечье», в связи с иными обязанностями несения военной службы», третьим – «Травма», а четвертым – вообще «Изувечье» .
«Так как ядерный выброс или взрыв относился к боевым поражающим факторам, то давно бы следовало приравнять всех к участникам боевых действий, считал Семен Семёныч. Хватит выдумывать разную чепуху про учебные и прогулочные сборы и экскурсии в Ядерную Зону катастрофы! Сегодня он об этом громко заявит с трибуны митинга, обращаясь к представителям законодательного собрания Санкт-Петербурга, которые будут присутствовать на этом мероприятии. Хватит! Требуем это принять и войти с инициативой в Государственную Думу. Хватит прятать головы в песок, как страусы! На вас смотрят сотни глаз тех, кто своим телом закрывал амбразуру ДЗОТа с с ядерной пушкой, которая вела беспощадный огонь по всему живому!»
Синим карандашом был подчеркнут пункт о награждениях.
«Это как же так? Если, к примеру, Чернобыльцу уже дали медаль, то он больше не имеет права получить еще от государства другую, что ли? Нет, так не пойдет! Надо наградить медалями МЧС - «За спасение» всех инвалидов и гражданских, кто там выполнял свой ратный долг, с вручением соответствующих удостоверений к награде.
Долой значки СЧР! Себе, вон, сколько понавешали! На некоторых, посмотришь, так жуть берет, сколько на них разных медалей. От лацканов до пупков! А Инвалидам Чернобыля, значит, жалко дать по этому кусочку памятного металла с красочной колодкой», - думал и в душе ругался Семен Семеныч.
«Нет, я молчать не буду. Я сегодня резану на этом митинге. Подниму еще вопрос о настоящем памятнике подвигу ликвидаторов и других, кто схватывался с атомным злом, вырвавшимся наружу. Обязательно должна быть фигура мужчины высотой метров 20 с широко расставленными ногами и противогазом, который мужчина срывает с лица. В другой руке он держит защитный лепесток, который хочет надеть на лицо. Ноги мужчины должны быть красного цвета от ядерных ожогов. Область сердца пузыриться синим цветом. Должно казаться, что сердце вот- вот вырвется изнутри наружу, разорвав ребра».
Ну, почти где-то так он себе это и представлял. А то, что он представляет, должно быть претворено в жизнь. Иначе нельзя.
Только сегодня и только он поставит эти все вопросы с трибуны. Только он сможет так громогласно резануть свои нужные мысли, тем более листок с ними лежит в надежном месте близко к телу, в левом кармане пиджака, с другой стороны которого есть место для медали МЧС и ведомственной медали СЧР, на которую он сдал деньги в январе.

* * *
Тут его взгляд упал на свою правую кроссовку, от которой исходил тошнотворный запах. – Вот же, блин! На какашку наступил. Он оглянулся по сторонам. - Ой ё! Вон их сколько. Одни кучки кругом. Как будто партизаны мины расставили. Такое чувство, что сюда приходят гадить все собаки района, кошки и все бомжи города. Хорошо, что у меня крепкие ножные мышцы и руки, сгруппироваться успел. А то бы весь извалялся с ног до головы. От воображаемой картины его кинуло в холодный пот, который крупными каплями незамедлительно выступил на сильно лысеющей бритой голове. Он хотел смахнуть капли пота с головы, но ладони были испачканы и от них исходила такая неприятная вонь, что он вовремя спохватился. «Видно точно не в собачье, а в человечье дерьмо попал», - подумал Семен Семёныч. - Вот непруха то, - вслух произнес он. - А ведь мог и убиться ненароком, а не только испачкаться. Ну да ладно, чего уж там. Все же, как ни крути, а я - Инвалид Чернобыля. Координация движения уже не такая, как прежде.
«Надо бы обувь очистить, а то стрёмно как-то», - подумал он и стал шаркать подошвами об асфальт. Шарканье не дало желаемого результата. Тогда Семен Семёныч отломал ветку, растущего рядом низкорослого деревца и стал ей очищать кроссовку. Кое-как приведя себя в порядок, он со словами: «После где-нибудь помою получше», направился через двор на автобусную остановку.

* * *
На остановке было много людей. Видно автобуса давно не было. Делать нечего, придется ждать. Чтобы убить время Семен Семёныч принялся читать объявления, пестрящие разноцветными красками на стенах остановки. В это время ему на лысину сели две мухи и стали там неприятно бегать. Он резким движением руки пытался смахнуть их, но они, взлетев, опять садились обратно. Народ на остановке стал смотреть на него, как он пытается согнать с головы мух. Тут к двум мухам присоединилась еще одна, затем еще с десяток.
- Смотрите, смотрите! Они занимаются любовью, - пропищала женщина невысокого роста, показывая на Семёна пальцем.
- Офигеть можно, - воскликнул полный мужчина в спортивном костюме. - Я такое первый раз наблюдаю, чтобы вот так разом и так дружно…
Семён мог все стерпеть, но чтобы на его голове мухи занимались сексом, такого он вытерпеть не мог.
- Хватит того, что меня муха чуть не убила, залетев в рот, так нет же, они еще у меня на голове Содом и Гоморру устроили. Про Содом и Гоморру Семен Семёныч когда-то читал в Библии для детей. Во-первых, шрифт большой, а во-вторых, изложено довольно понятно. Не надо голову ломать.
- Мужчина, а мужчина, - обратился он к мужчине в кепке с длинным козырьком и в рабочей синей спецовке, который держал в руке что-то завернутое в газетном рулончике.
На спине спецовки было написано: «Гастарбайтер-сантехник из Калуги» и трафарет беззубой улыбающейся рожицы с козлиной бородкой и клочковатыми волосами на голове.
- Не могли бы Вы хлопнуть меня по голове, а то мухи достали. Я их отгоняю, а они опять садятся.
- Да у меня в газете это самое, ну как его, - замялся мужчина.
- Давай, бей, - требовательно закричали женщины. - Бей, раз тебя просят!
Мужчина вздохнул и со всего размаха треснул свертком по голове Семен Семёныча.
Тот взмахнул руками и рухнул на задницу. Боль от крестца электрическим разрядом прошла по позвоночнику и врезала по глазным яблокам так, что ему на какое-то время показалось, что они попросту лопнули.
– Aх! – только и успел произнести Семен. Все вокруг потемнело, а бедра, казалось, отнялись. Так больно ему не было никогда в жизни.
Тем временем из газеты опешившего мужчины выпал газовый ключ на вид третьего, а может и четвертого номера. Обычно такие применяют для монтажа чугунных радиаторов отопления и других, в основном, сантехнических работ.
- Я же говорил, - всхлипнул мужчина, убирая тыльной стороной мозолистой ладони из-под носа выкатившуюся соплю.
- Убили! Убили! - заорали женщины и стали метаться по остановке.
В это время Семен Семёныч приоткрыл глаза и медленно стал подниматься на ноги.
- Что же ты, гадина, делаешь! – встав, закричал он, моргая глазами и что было мочи нанес обидчику удар кулаком в ухо. Кепка сразу слетела с головы мужчины, и он согнулся. Так обычно ломается стебель кукурузы, если по нему ударить ногой. А если кукуруза созревшая, то из початка вылетают зерна. Так и сейчас у того, кто раньше стоял в кепке, что-то выпало изо рта с кровавой слюной на асфальт. В боксе такой удар называется «крюк».
Семен Семёныч частенько захаживал в боксерский клуб поблизости от дома, чтобы поговорить со своим знакомым тренером по боксу. В клубе на стенах висели плакаты с изображениями знаменитых отечественных и зарубежных боксеров, и еще кое-что. Один из плакатов лежал на столе, заменяя скатерть, так что Семён знал многое из техники и тактики боксеров не понаслышке. Сидя со своим старым товарищем, тренером по боксу, за этим столом в углу, пришлось выпить не одну бутылочку вина, «шлифуя» пивом. Кильку, лук и хлеб, что составляло закуску, обычно выкладывали прямо на плакаты, а зрительная память у Семен Семеныча была превосходная. Любой инвалид Чернобыля мог бы позавидовать такой памяти.
Не дав разогнуться мужчине в кепке, Семён хотел нанести ему еще удар ногой по голове, но промахнулся и попал стоящему рядом худощавому высокому парню в морском бушлате с эмблемами медика, в область паха.
- Ой! – вскрикнул парень и выронил сумку с ноутбуком на землю.
– Ой! Ой! - кричал он, схватившись руками между ног. - За что?
- Прости, брат, промах, - в ответ крикнул Семен, отскакивая в сторону.
- Убивают! - орала женщина в бежевом пальто, и размахнувшись, хряснула Семен Семёныча сумкой по голове. Сболтиков, недолго думая, что было мочи, раскрытой ладонью ударил женщину в ухо.
- Принимай «леща», - вскрикнул он и добавил ей ладонью по щеке.
- Ой, ой, ой, ой, - запричитала женщина и схватилась за голову.

* * *
Что происходило потом, Семен Семеныч уже помнил смутно. Кто-то бил его, кого-то бил он. Вся остановка бурлила, скакала и орала. Он только запомнил, что какие-то два курсанта, с нашивками военно-морской медицинской академии приоткрывали его веки, оттянув кожу со лба к макушке. – Кажется, еще жив, - произнес один из них. Подошел какой-то мужчина:
– Живой, – то ли спросил, то ли констатировал он и кому-то крикнул, чтобы вызывали «Скорую». Сквозь крики, маты и ругань Сболтиков услышал сирену «Скорой помощи» и попытался приподняться.
В это время подбежавший низкий, но плотный мужчина ударил его ногой в пах, затем развернувшись, резко отбежал и спрятался за женщинами.
- Он мне в живот сильно ударил, - как бы извиняясь, прокартавил он. - Ой, ой, - вскрикнул он опять и, обхватив свой большой выпирающий живот, слегка согнулся, отклячив задницу. Все кто стоял на остановке почувствовали отвратительный запах сероводорода.
– Не убивайте, – скорчившись на земле, сквозь зубы выдавил из себя Семен Семенович и потерял сознание.

* * *
Очнулся Семён Семёныч уже тогда, когда чей-то спокойный голос, как будто из другого мира, произнес:
- Вот тут еще наложите швы и попробуйте смоделировать. В нос ударил запах нашатыря. Полная женщина, с огромными размерами со всех сторон склонилась над ним. Халат позади нее странно топорщился, образуя полукруглую дугу. Создавалось впечатление, что это там прятался хвост. Лицо у нее было закрыто маской, а на голове была белая шапочка с синей каемочкой снизу. Почему-то шапочка была приплюснута посередине и топорщилась по краям над странно заостренными ушами, как будто что-то оттягивало ее. Неприятное покалывание в паху у Семен Семеныча и где-то там, внутри, продолжалось.
- Неужели отбили? – с трудом ворочая язык, прошептал он.
- Отбили, отбили. И еще как отбили, - ответила женщина, продолжая колдовать над ним, вышивая что-то на его теле. Иголка с ниткой плавно перемещалась в ее больших руках. Иногда она брала в руки ножницы и что-то подрезала ими.
- Не переживайте. Еще хорошо отделались, потом рады будете, что именно так все кончилось. А ведь могли и убить, или глаза выколоть. Пошевелить руками он не мог, так как руки были заведены назад и перетянуты рукавами длинного халата.
- Где я?
- Лежите тихо, больной. Вы в надежных руках. Вы в дурдоме, - сказала миловидная женщина, стоящая рядом с ним и придерживающая его за голову. – Если точнее, то в хирургическом отделении. Обычный случай. Тут и не такое бывает. Недавно, один десять ложек проглотил. Собрал у всех со стола и проглотил. А ложки у нас все под номерами. Пришлось желудок разрезать. Пару ложек через задний проход даже вытаскивали. А Вам повезло. Яков Самуилович просто кудесник.
- Вас сначала в городскую привезли. Там пробили по базе и сразу к нам, - объяснила полная женщина, продолжая орудовать иглой и длинными ножницами с загнутыми концами. Чикнув ими последний раз, она произнесла, отрыгнув на него чесноком и спиртом: - Ну, теперь все. Выпрямившись, она прокричала: - Яков Самуилович, вот, как смогла! Может даже на кандидатскую потянет. Думаю, что зарубцуется и подтянется. На мой взгляд, очень хорошо получилось. Конечно, какое-то время будут неудобства. Катетером придется пользоваться, но потом мы его уберем. И уже обращаясь к Сболтикову: - С уткой нянечки помогут. Вон их, сколько бегает, и беличьими хвостиками машут. Санитаров, что на бобров похожи, не просите. Еще те мужики. Развратные очень. Не стесняйтесь. Считайте, что Вы сызнова родились. Так, что, С днем рождения! Как говорится Happy Day!

* * *
Седой мужчина в белом халате с необычно длинным, лиловым носом, который спускался почти до подбородка, подошел и внимательно посмотрел на работу своей ассистентки. Он, что-то пощупал, потыкал длинным волосатым пальцем, посветил фонариком, поводил зеркальцем на длинной ручке, снял с необычно волосатых рук медицинские перчатки и бросил их в тазик. - Привыкнет. Все привыкают, - резюмировал он. Затем хихикнул в бороденку и как-то странно посмотрел на Семен Семёныча.
- Ну что, могу поздравить. Операция прошла сверх всех ожиданий, - сказал он, подмигнув выпуклым глазом, и хихикнул опять.
- Надевайте на него памперсы и в палату. Да про тампоны не забудьте. А ступни ног стяните вместе эластичным бинтом.
- Я шел на митинг. Я инвалид Чернобыля. Мне должны были дать медаль «30 лет аварии на ЧАЭС», - прошептал Семён. - Это все проклятая муха. Она во всем виновата. Медаль ведомственная СЧР и я на неё сдавал деньги, 300 рублей. Я человек не бедный и могу себе позволить приобрести медаль.
- Я понял Вас. Медаль никуда от Вас не убежит. Теперь нужно спокойствие. Меньше говорите. Мы вам на лицо массу швов тоже наложили, кончик носа и уши пришили. Это все Мария Израилевна смоделировала. Кудесница. А муху мы тоже достали. Вот она. Он показал на ниточке привязанную большую зеленую муху, которую после засунул в боковой карман халата. Затем он достал из кармана небольшой баллончик и чем-то прыснул ему на лицо. Сболтиков сразу «поплыл» и отключился.

* * *
Очнулся он уже в палате. У кровати стояли два санитара в белых халатах с лицами похожими на бобров. Один из них чего-то жевал, двигая челюстями, что, аж, те стучали. Ноги Семен Семеныча были привязаны к спинке кровати, а руки к её бокам. В качестве веревки были использованы лоскуты от простыни. В ногах, на спинке кровати, висела на веревочке зеленая муха.
- Санитары, - прошептал деревянным языком Семен Семенович. - Развяжите меня, пожалуйста. Один из санитаров подошел к нему и положил на живот откусанную сбоку булочку.
- Будешь? - спросил он. – Только с условием, что завтра две отдашь. Если нет, то я сам ее доем. Не дождавшись ответа, он и схватил булочку обратно и стал ее снова перемалывать.
- Мне бы телефон, - прохрипел Семён Семёныч. - Есть тут телефон?
- Есть, есть, - сказал один из санитаров, с косым глазом и рыжей прядью волос, торчащей из-под грязно-белой шапочки на голове. - Тут много чего есть. Только как ты будешь разговаривать, если мы тебе руки зафиксировали к кровати? Он отвернулся в сторону и захихикал. - Катетер вот вывели в банку. Можешь теперь мочиться не напрягаясь.
В это время раздался шум и в палату стремительно ворвался суховатый мужик с козлиной бородкой. Несмотря на его тщедушность, он с легкостью раздвинул в стороны санитаров и наклонился над Семёном.
- Что, не узнаешь, сучий потрох! – брызгая слюной, крикнул он. Его козлиная бородка тряслась от гнева. Вокруг левого глаза распластался огромный темно- синий подтек.
Семен Семеныч сразу узнал того мужика с остановки, который ударил его газовым ключом по голове. « Боже мой, как я попал», - с ужасом подумал он. - Неужели он тут работает?
- Ну что, вспомнил! - продолжал орать мужик, размахивая. Он схватил катетер, вытянув его из банки, и обвязал им боковину кровати крепким узлом. - Этот морской узел называется - «шахтерский». Меня ему мой друг, бывший заслуженный шахтер СССР, научил, который сейчас в Краснодарском крае проживает. Они ими в шахтах крепежи крепили. Так, что теперь не развяжешь и не сбежишь от меня. Посмотрим как ты теперь мочиться будешь. Он захихикал, тряся своей редкой бороденкой.
- Я тут в командировке, - продолжал он, - и устрою тебе такое, что всю жизнь вспоминать будешь. Сейчас вот в подвале задвижку поменяю, а когда освобожусь, то приду снова, и из тебя прокладки нарезать буду.
- Ну, я побежал, - сказал он, обращаясь к санитарам. – Не вздумайте катетер развязать. Он показал кулак Семен Семенычу и выбежал из палаты.
- Суровый мужик, этот дядя Серега. Лучше с ним не связываться, - сказал санитар Семену. – Он к нам в командировку из Калуги приехал, понравился Якову Самуиловичу. Он его и придержал тут. Все у нас течет и сопливится. Но дядя Сережа обещал все поправить и подкрутить. Он с газовым ключом никогда не расстается. Спит даже с ним. Ну ладно, нам на обед пора. Хочешь с нами? Если хочешь, то пошли.
- Да я же привязан. Вы что, забыли? - простонал Семен Семеныч. - Развяжите меня. Я инвалид Чернобыля.
- Не положено. Да и пошутил я. Лежи. У тебя весь обед в капельнице есть. Ну ладно, мы пошли, а то задержались тут с тобой. Не скучай. Мы вечерком зайдем. Ты нам расскажешь про Чернобыль. Санитар оглянулся по сторонам и, наклонившись поближе к Семену тихо прошептал: - Скажу тебе по секрету одну вещь. Если честно, мы дяде Сереже не верим. Брехло еще тот, но суров очень.
Санитары ушли, хлопнув дверью.
- Развяжи меня, попросил Семен человека на соседней кровати, который наблюдал за ними из-под одеяла. Человек откинул одеяло, вскочил и крикнул: - Я не могу! Я боюсь.
Это был полноватый невысокого роста мужчина, страдающий отдышкой.
Он, натянул пижамные брюки почти до подмышек так, что стали видны голени ног, засунул ноги в тапочки и, сомкнув за спиной руки в замок, начал нарезать круги, громко шлепая по палате.
- Скажу Вам по секрету, что я тоже тут случайно, - прошептал он, проходя мио Семёна. - Да, да, я тут случайно. Я гулял по набережной. Познакомился с женщинами, с которыми немного выпили в какой-то забегаловке. После меня понесло. Очнулся тут. А мне ведь домой надо. Он задумался на минутку и, вдруг, как будто вспомнив что-то, скороговоркой произнес:
- Ну, я на обед. Может, составите мне компанию, а то я боюсь этих санитаров. Семен молча лежал, сосредоточенно глядя в загаженный мухами потолок.
- Ну, смотри. Не хочешь, как хочешь. Тогда я сам съем твою пайку. - сказал он и выскочил из палаты.

* * *
Не прошло и минуты, как дверь опять открылась и в палату вошла моложавая женщина в не первой свежести белом халате.
- Я дежурная медсестра. Меня Галя зовут, - представилась она и подошла к Семен Семенычу. - Ой, что это эти негодяи наделали! - вскрикнула она и стала развязывать катетер. - Ну вот. Теперь и пи можно, - сказала она и потрясла катетером. Из катетера ни чего не шло. Галя, взяла конец трубки в рот и стала втягивать в себя. Прозрачная трубка постепенно стала желтой. Это пошла моча Семен Семеновича. Галина опустила свободный конец катетера в банку. - Сейчас полегче будет, - хихикнула она, рукавом халата вытирая себе губы. - Я так всегда делаю, когда не идет. Нас так учили. Даже гепатитом «А» пришлось пару раз переболеть. Хорошо, что прямо тут и лежала. Вон на той койке, - протягивая слова показала на койку возле окна, на которой лежала подушка уголком кверху и которая была небрежно заправлена сверху одеялом, как будто ожидая еще кого- то.
- Места тут не пустуют. Это можно сказать VIP палата для избранных, - прошептала она. - Опыты тут наш Яков Самуилович над больными делает.
- Дайте мне, пожалуйста, телефон. Жене позвонить, - попросил Семен Семенович.
- А вот это у нас категорически запрещено, - строго сказала Галя, развязывая руки Семен Семеныча. - Советую Вам пока лежать и из палаты не выходить. Она поправила свои давно не мытые волосы, из которых посыпались хлебные крошки и какие- то насекомые, которые тут же разбежались.
- Педикулез, ничего не поделаешь. С кем не бывает. Скоро сами почувствуете, - произнесла Галина на вопросительный взгляд Семена.
- Ну ладно, я пойду. В случае чего кричите. Если что помогу. Я тут на посту буду до утра. Увидев на грядушке муху, привязанную к веревочке, она оторвала ее и сунула себе в рот. – Я люблю, чтобы во всем был порядок, - сказала она и растворилась за дверью.

* * *
Где-то через минут десть, после того, как удалилась медсестра, Семен Семеныч подковылял к окну и попытался вырвать решетку. Решетка была крепко вставлена и не поддавалась. Он быстро утомился и вернулся к своей кровати.
- Ну, ничего. Не на того напали, - подумал он, присаживаясь на кровать. - Я вам не салага, которого «дуриком» можно испугать. Я везде был и везде оставил свои следы и память. После чего многие заикаться стали.
- Вот тебе и встретил 30-ти летие, - стал рассуждать про себя Семен Семёныч, ложась на кровать. - А все эта проклятая муха. Эх, как всё хорошо начиналось и как всё не заладилось с утра! Не надо было так рано выходить. А где мой пиджак, в котором моя речь лежит, которую я так долго готовил? С такими мыслями Семен Семёныч тихо забылся сне. Теплые, большие слезы скатывались по его щекам, обильно пропитывая, и так очень влажный, продавленный матрац…

Вигадник. Строкулист.
Подмосковье. Рязань.
19 февраля 2016 г.